Александр Невский
 

Глава XVIII

Последний великий подвиг св. Александра. — Бесермены. — Восстание народа. — Гнев хана. — Путешествие св. Александра в Орду «избавы ради христиан». — Успех ходатайства

  Радуйся, яко многащи воспринимал еси на себе страшный ответ о неразумных народа своего возстаниих.

(Акаф., ик. 7)

  Радуйся, волею мучениче, сликовствуяй ныне сонму мучеников добропобедному.

(Ик. 1)

Предчувствовал ли Александр Ярославич, что протекшие два года мирной и сравнительно спокойной жизни будут лишь кратковременною ослабою, какую среди тяжких трудов и забот послал ему Господь, да почиет, прежде даже не отъидет (Псал. 38, 14)? Не только предчувствовал, но, можно сказать, изо дня в день ожидал новых беспокойств. Отстояв самостоятельность государства, он неизбежно должен был согласиться на тяжелую дань. При этом с одной стороны он хорошо знал жадность татар, их грубость и склонность к насилиям всякого рода, с другой — понимал всю неподготовленность русского народа к рабской покорности, к тяжким жертвам и терпеливому перенесению невзгод. До монгольского ига власть русских князей вовсе не была отяготительна для народа. Хотя наши князья и вели воинственный образ жизни, но в обращении с народом они нередко проявляли черты истинно отеческой заботливости, добродушия и кротости. В народных песнях не слышится ни малейшей жалобы на притеснения со стороны бояр и князей, на худую, тяжелую жизнь, — значит, жить было хорошо. За самые тяжкие преступления виновный платился лишь своим имуществом, отдавая определенную законом пеню. К телесному наказанию не прибегали. Слова: «да будет мне стыдно» — служили порукою в верности и ненарушимости принятых на себя обязательств. У монголов были другие обычаи: требуя дани, они без церемонии ставили неисправных должников на правеж, секли кнутом, прибегали к пыткам, казнили смертью, чтобы страхом и муками добиться того, чего им хотелось. Убить человека другой народности им ничего не стоило, по словам современного наблюдателя. Наконец, самые повинности могли показаться народу весьма обременительными. Наши князья довольствовались небольшой данью. Внутреннее управление больших издержек с их стороны не требовало. Все государственные расходы главным образом ограничивались издержками на содержание князя, его семейства и двора, которые не могли быть тяжелы для населения, так как для покрытия их князья обыкновенно имели свои княжеские села, доставлявшие им все необходимое, свои заповедные леса, рыбные ловли и т. п. Естественно, что при сборе дани с подвластной страны, большею частью натурою — хлебом, воском, медом, живностью, князья довольствовались лишь избытком достояния. Не то предстояло теперь... Народ, действительно, сразу почувствовал всю тягость возложенных на него повинностей, но пока терпел, слушаясь своих князей. Приходилось, конечно, не раз Александру Ярославичу разъяснять народу необходимость повиновения и исправного отбывания повинностей. Вполне возможно, что иной раз он вынужден был, в случае сопротивления, силой заставлять народ исполнять требования татар и наказывать за непослушание. Горько было ему все это... Как часто приходилось ему слышать, что он не жалеет своего народа, действует заодно с безбожными!.. Болезненно сжималось его сердце при этих упреках со стороны современников, из которых очень немногие понимали, что только тяжелая необходимость заставляла его так поступать. Александр страдал больше, чем народ, страдал нравственно, видя бедствия своих подданных, которых любил, как братьев во Христе. «Не обижайте простых, бедных людей, — часто говаривал он своим боярам. — Сии братиею Божиего именуются по слову Господню, и о нас ходатаи к Богу. Бог взыщет их кровь и слезы из рук ваших»!1 Как же тяжело было ему видеть, что татары терзали русских за малейшую неисправность! Но что же он мог предпринять с своей стороны в защиту своих подданных? Не он ли ручался пред ханом в исправном платеже дани и полной покорности своего народа? Если бы он вздумал предпринять какую-нибудь решительную меру, не постигла ли бы его участь брата Андрея? Не забота о себе, конечно, имела тут место, нет: сам он «не токмо живота не щадяше, но и душу свою всегда тщашеся полагати»2. Заступничество за народ могло лишить его ханского доверия, а вместе с тем отнять и всякую возможность ходатайствовать пред ним за свой народ. Последствия ханского гнева были бы ужасны. Оставалось одно — терпеть в надежде на лучшее будущее. Но бедный угнетенный народ мало думает о будущем, которое ему темно и непонятно, он живет более настоящим, а оно так безотрадно, что можно предпочесть самую смерть горькому «сиротскому житью».

Однако пока все было тихо. Монгольские сборщики дани, без сомнения, старались и сами нажиться и угодить корыстолюбию своих начальников, но, благодаря своей дикости, они далеко не были искусны в разного рода вымогательствах. Но вот восточные купцы — хивинские или хозарские, «бесермены», как называли их наши предки по их религии, предложили татарам взять дань, собираемую с русского народа, на откуп, причем, разумеется, обязывались выплачивать хану значительно больше, чем он получал чрез своих сборщиков. Очевидно, они не опасались остаться в проигрыше. Хан, знавший, что значительная часть дани присваивается его чиновниками и не доходит до него, с охотой принял услуги бесерменов. Хитрые торговцы придумали целую систему вымогательства, чтобы получать огромные барыши. Под видом облегчения плательщиков, они назначали различные сроки для уплаты, но с огромными процентами. В случае неаккуратной уплаты дани и процентов, что, разумеется, случалось нередко, количество долга возрастало до таких размеров, что несчастные должники не видели уже никакой возможности рассчитаться с бесерменами3. Тогда последние начинали ходить по селам и городам, забирали должников и беспощадно били их палками на улицах, площадях и перекрестках, допытываясь, не спрятали ли они своего имущества. Убедившись, что у бедняков нечего больше взять, они забирали сыновей, дочерей или самих и уводили в рабство, распродавая в разные страны с огромной выгодой для себя4. До сих пор народ вспоминает в песнях о том, как лютые хищники собирали дань.

Брали дани, невыходы,
Царски невыплаты.
С князей по сту рублей,
С бояр по пятидесяти.
У которого денег нет,
У того дитя возьмут.
У кого дитяти нет,
У того жену возьмут.
У кого жены нет,
Того самого головою возьмут.

У самых сильных работников опускались руки. Стоило ли работать? Заведешь хорошее хозяйство, заработаешь тяжким трудом довольство и изобилие — это не ускользнет от жадных взоров хищников. Матери обливались слезами, глядя на своих детей и думая горькую думу об их будущности: ужели злой варвар завладеет ими? Бесерменов сопровождали отряды татарских наездников, которые также не желали вернуться домой с пустыми руками, притом надменные варвары, являясь на Руси, считали себе все позволенным и всегда готовы были

И вдовы-то безчестити,
Красны девицы позорити,
Надо всеми наругатися,
Над домами насмехатися.

Глубокую ненависть затаил народ к своим поработителям. Эта ненависть слышится в поговорках: «злее злого татарина», «у них, что у собаки, души нет: один пар...». Люди пришлые, откупщики дани не понимали, что имеют дело с народом, не привыкшим к подобным тиранствам, — с народом, который был покорен после отчаянного сопротивления и хорошо помнил об утраченной свободе. Наконец, мера терпения переполнилась, когда народ был оскорблен в самых заветных своих чувствах — в своей преданности св. вере...

Бывши прежде язычниками, татары при Беркае приняли магометанство5. Хотя в общем они не утратили прежней веротерпимости, но уже вследствие самого характера магометанства между ними естественно могли появляться отдельные фанатики, старавшиеся о распространении новой религии между подвластными народами. В 1262 году явился на Руси «злой бесерменин» Тетям. Какой-то монах, по имени Зосима, в угоду мусульманину, отрекся от христианства и, «вступив в прелесть лжаго пророка Махметя», с ободрения Тетяма, «того поспехом», начал ругаться над своей прежней религией. В словах летописца живо отражаются чувства ужаса и отвращения современников к поступку Зосимы. «Бе мних образом точию, сотоне же съсуд, бе бо пияница, и студословець, и празднословець, кощунник». Народ не мог пересилить чувства негодования при виде того, как «окаанный лишеник веры» бесчинствовал, «кресту и святым церквам ругаяся». «Беззаконного и скверного, и законопреступника, и еретика Зосиму убиша в городе Ярославле. Бе бо тело его ядь псом и враном, а ноги его, те на злое беху быстри, те же влачими бяху от псов по граду, всем людем на удивление; от Божия суда на преступнице тако бысть конецъ лишеному нечестивому его телу, а души нечестивого, глаголетъ: червь их не умретъ, а огнь их не угаснетъ (Марк. IX, 44, 46); и инде шаголетъ: оскуде беззаконный, и погибе нечестивый, и потребишася беззаконнующи во злобе» (Исаия XXIX, 20)6. Точно электрическая струя пробежала по нервам народа: по всем городам суздальской и ростовской земли загудели вечевые колокола. Точно сговорившись, вдруг поднялся народ и решился сам расправиться с своими притеснителями. Забушевала, точно ураган, страшная буря народного негодования... Пущены были слухи, что сам великий князь Александр разослал по городам грамоты, «что татар бита»7. Откупщикам пришлось теперь расплачиваться за свои бесчеловечные поступки.

С одушевлением говорят об этой поре летописцы, очевидно разделявшие чувства, охватившие народ.

«Благый человеколюбець Бог нашь, и моления Материя послушав, и избави люди своя от великыя беды милосердием Своим»!8

«Избави Бог от лютаго томленья бесерменского люди ростовския земли, вложи ярость в сердца крестьяном, не терпяще насилья поганых»!9

«И точно, — замечает историк, — на этом событии, кажется, лежало особое благословение Божие, ибо народ, несмотря на справедливую ненависть к притеснителям, рассчитался с ними с беспримерною в таких случаях умеренностию»10. Черта весьма характерная! Христианский народ видимо удерживался от пролития крови и, предоставляя суд Богу, ограничился изгнанием откупщиков. Убитых было немного, и то из числа наиболее ненавистных и свирепых хищников. Собственно из татарских чиновников никто не пострадал11. Замечательно, что ярость народа мгновенно утихала, когда догадливые люди, прося прощения и пощады, изъявляли намерение креститься. Так, например, в Устюге народ немедленно простил все свои обиды главному откупщику Буге, когда тот явился на вече и просил народ пощадить его. Буга крестился и назван был Иоанном. Женившись на взятой им еще ранее христианке Марии, он постарался заслужить любовь народа доброй христианской жизнию. Память о нем сохраняется в местных преданиях: в Устюге указывают место, которое носит название Сокольей горы, потому что Буга однажды среди соколиной охоты на этой горе дал обет построить здесь храм, посвященный св. Иоанну Предтече12.

Причиною умеренности народа могли быть и увещания князей, «ибо русскому всегда священна власть государя, и по одному слову его он удерживает порывы мщения»13.

Бесерменам дан был хороший урок, который забыть было нельзя. Они должны были понять, что всему есть мера, что русский народ хотя и побежден, но не примирился с рабством. Но за этот урок предстояло ужасное возмездие. Можно было ожидать нового нашествия татар, вследствие ханского гнева. Слышно было, что полчища татар уже готовы ворваться в пределы русской земли. Итак — снова опустошение, снова избиения целыми массами, может быть, конечное порабощение и пагуба...

Александр готовился в это время к походу против ливонских немцев, но теперь ему было не до похода: отдав свои полки сыну Димитрию, он решился немедленно отправиться в Орду, «дабы отмолил люди от беды»14. Положение его было весьма затруднительно. «Это путешествие, — справедливо говорит историк, — было одним из величайших подвигов самоотвержения со стороны Александра: хотя он не участвовал в народном восстании и в душе и на деле был прав перед ханом; но тем не менее он шел в Орду почти на верную смерть; ему предстояли неодолимые трудности; войска ханские получили приказание идти на Россию, следовательно, хан не намерен был слушать оправданий и уже решил излить свою месть на строптивых данников; с какими же глазами мог явиться пред ним Александр и чего ждать от него? Не прошло еще пяти лет, как Александр уверял хана, что русские будут самыми покорными данниками, лишь бы он не предавал народ совершенному порабощению; хан согласился на его уверения и дал России права государства почти самостоятельного, а россияне уже произвели всеобщее восстание и изгнали ханских сборщиков дани. Очевидно, таким образом, что Александр, как не исполнивший обещания, был кругом виноват в глазах хана и, отправляясь в Орду, прежде всего должен был видеть перед собою участь Михаила черниговского и других князей, сложивших там свои головы; он должен был принять на себя весь пыл ханского гнева. Летописи не говорят о подробностях Александрова путешествия; но дело говорит само за себя; об этом подвиге Александра нельзя вспоминать без благоговения к высокому характеру подвигоположника. Ясно, что Александр, решаясь отправиться в Орду, совершенно забывал о себе и думал только о любезной ему России и о священном долге государя, защитника подданных, — он шел как добровольно обреченная искупительная жертва за русскую землю»15.

Горячо молился перед своим отправлением Александр Ярославич и трогательно прощался с родными, точно предчувствовал, что ему уже не суждено свидеться с ними. Посылая свои полки с Димитрием, он говорил своей дружине: «Служите сынови моему, акы самому мне, всем животом своим»16. Без сомнения, много слез было пролито при этой разлуке. Тяжелые предчувствия томили всех, но другого исхода не предвиделось...

Между тем тяжелое само по себе положение дел усложнялось еще другим обстоятельством. Незадолго пред тем умер верховный хан Менгу. Начались обычные кровавые распри из-за престола, продолжавшиеся целых три года, пока наконец не был возведен, при могущественном содействии опять-таки кипчакского хана, один из сыновей Тулуя Кубилай, родной брат Менгу и двоюродный — Беркая. В царствование Кубилая произошли весьма важные обстоятельства, которые сильно потрясли могущество монголов. Кубилай переселился из Кара-Корума, родины Чингизидов, в северный Китай и занялся окончательным покорением этого государства. Монгольская держава обратилась в Китайскую империю. Властвуя в различных, отдаленных друг от друга землях, монголы естественно подвергались влиянию покоренных народов. Так, в Китае монголо-татары подпали влиянию китайской образованности и, оставив кочевой образ жизни, обратились к земледелию. Между тем, монголы, властвовавшие над Русью, хотя сохранили первобытный образ жизни, зато изменили вере отцов и в скором времени позабыли и родной язык, заменив его тюркским наречием. Ослабление внутреннего единства естественно вело к политическому разъединению: отдельные ханства сделались независимыми государствами, между которыми не замедлили открыться междоусобные войны.

Беркай, обращенный в магометанство, по одним известиям, каким-то дервишем из Средней Азии, по другим — бухарскими купцами, под влиянием мусульманских улемов, решился вступить в борьбу с другим своим двоюродным братом — персидским ханом Гулагу, с которым у него и без того шел постоянный раздор из-за границ. Гулагу, остававшийся язычником, около того времени нанес окончательный удар багдадскому халифату и умертвил халифа. Беркай вступил в тесный союз против Гулагу с его непримиримым врагом Бибарсом, сирийско-египетским султаном. Замечательна судьба этого государя. Он был родом из половцев. Татары в юных годах продали его в Крыму венецианским купцам. Затем Бибарс очутился в Египте, где его завербовали в мамелюкскую гвардию египетского султана. Дослужившись до звания военачальника, Бибарс, при помощи коварства и злодеяния, достиг престола. Гулагу вскоре после своего удачного похода в Персию умер, и на престол вступил сын его Абак, уже не спрашивая соизволения верховного хана, и начал распоряжаться в своих землях совершенно самостоятельно. Назначая наместников в отдельные области своего царства, он отдал брату своему Яшмуту Дербент и Ширван.

Открыв враждебные действия, Беркай отправил одного из своих царевичей Буку с большим войском для завоевания Дербента, но Яшмут мужественно выступил против неприятеля и в 1262 году отразил его, разбив на голову войска Беркая. Беркай пришел в ярость от неожиданного поражения и решил собрать все силы своего царства, чтобы загладить позор неудачи. 300 000 войска готовы были двинуться в Персию. Все подвластные правители должны были выставить вспомогательные отряды, в том числе и русские... «Беше тогда велика нужа от поганых и гоняхуть люди, веляхуть с собою воиньствовати»17. Только того еще недоставало, чтобы русские проливали кровь на полях битв за своих поработителей... Среди таких-то обстоятельств хан получил известие о восстании на Руси и избиении бесерменов... В страшном гневе он решил сперва покарать русских, и 300 000 свирепых варваров готовы были броситься на наше отечество, чтобы окончательно истерзать его. Что пережил Александр Ярославич за время своего пребывания в Орде, мы можем судить по результатам путешествия: Россию он спас, но здоровье его расстроено было безнадежно... Беркай отправился на войну в Персию, но, сбираясь дать решительное сражение на берегах Куры, внезапно заболел и умер, а его полчища вернулись обратно домой18. Повелителем Кипчака сделался Менгу-Тимур. Прошло довольно времени, прежде чем новый хан мог заняться делами России и выслушать смиренные извинения и мольбы Александра. Дело ведено было так искусно, что хан не только простил русских, но и освободил их от обязанности воевать за монголов. Господь видимо благословлял усилия самоотверженного героя, и успех его путешествия превзошел все ожидания.

Примечания

1. Архивск. рукописное житие, 258—259. Степен. кн. 1, 235. Жития святых Российской церкви. Ноябрь. 235.

2. Степен. кн. 1, 375.

3. Татищев, IV, 31.

4. Соф. 1, 271: «Откупаху бо ти окаяннии бесермена дани у татар, и от того велику пагубу людем творяше; работающе люди християнскыя на резех и мнози души разведени быша». Лавр. 204. Воскр. 163. Архивск. 277.

5. Ист. Монг., пер. Григорьева, 40. СПб., 1834.

6. Соф. 1, 272. Воскр. 163. Лавр. 204. Ник. III, 41.

7. Карамзин. История государства Российского, т. IV, прим. стр. 63.

8. Соф. 1, 272.

9. Воскр. 162—163. Тверск. 402. Лавр. 204.

10. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский, 38.

11. Карамзин. История государства Российского. Прим. IV, 106.

12. Там же, т. IV, 88. Известия Академии наук. 205.

13. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский, 39.

14. Сказание. Соф. 1, 272. Воскр. 163. Пск. 5.

15. Беляев. Великий князь Александр Ярославич Невский. 39—40.

16. Карамзин. История государства Российского, т. IV, пр. 107. Новг. 1, 57.

17. Соф. 1, 272. Пск. 5. Арцыбашев, II, 34, прим. 255. Сказ.

18. Ист. Монг., пер. Григорьева. 34—50.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика