Александр Невский
 

Путь к гибели

Кто хочет жизнь сберечь свою,
Святого не берет креста.
Готов я умереть в бою,
В бою за господа Христа.

Фридрих фон Хаузен (погиб в 3-м крестовом походе в 1190 г.1)

Магистр ордена Меча Фольквин молча слушал, прикрыв глаза. От имени крестоносцев говорил знатный рыцарь фон Хазельдорф. С ним пришли многие другие пилигримы, предводительствовавшие среди крестоносцев, собравшихся в тот год в Риге. Фон Хазельдорф говорил с большим жаром, но магистр не слушал его. Он погрузился в свои мысли.

Фольквин был уже не молод. Много лет прожил он в Ливонии. Сын немецкого графа, рыцарь по духу, когда-то он отправился в далекий край в поисках жизни, достойной рыцаря. Многие знатные юноши искали тогда славы и приключений на чужбине. Несказанной романтикой были овеяны рассказы людей, которым приходилось бывать в Крестовых походах и повидать невиданные доселе земли. Странствия и служение прекрасной даме вдохновляли тогдашних поэтов на стихи, подобные тем, что писал славный рыцарь фон Кюренберг:

Nu brinc mir her vil balde mîn ros, mîn îsengwant,
Wan ich muoz einer frouwen rûmen diu lant:
Diu wil mich des betwingen daz ich ir holt sî.
Si muoz der mîner minne iemer darbende sîn.

Несите мне доспехи! Седлайте мне коня!
Любимая в далекий путь отправила меня.
Отправлюсь я в далекий путь и стану ей милей.
Пусть она тоскует вечно по любви моей.

Как нравились тогда Фольквину эти стихи! Да и материальная сторона рискованных предприятий была немаловажной, ведь многие рыцари добыли не только заслуги перед Богом, славу, но и богатства. Фольквин твердо решил пойти по пути славы. Ливонии, земле святой Девы Марии, нужны были воины для защиты поселившихся там христиан. Папа призывал христиан послужить благому делу. В Ливонии возник орден Воинства Христова или Меченосцев для постоянной тяжкой борьбы против язычества.

Примкнув к братству ордена Меча, Фольквин быстро завоевал уважение и доверие братьев. В походах Фольквин всегда был храбр. В 1209 году после нелепого убийства первого магистра Венно, которого зарубил неистовый Викберт, не случайно именно Фольквину братья вверили бразды правления. Фольквин хорошо помнил тот день. Викберт пригласил магистра и священника ордена, Иоанна, в свой дом, обещая сообщить некие важные вести. Брат Викберт был храбрым мужем, но всегда пренебрегал дисциплиной и часто проявлял неуважение к орденскому уставу. Потому однажды даже был заключен в темницу братом Бертольдом из Венденского замка. Викберт после того покаялся, чем обрадовал остальных братьев. Тогда каждый меч был на счету. Горстка рыцарей в лесном краю должна быть единым кулаком. Иначе смерть. Но, видно, Викберт затаил злобу на орден. Когда магистр Венно и Иоанн пришли к нему, Викберт схватил свою страшную секиру и нанес магистру безжалостный удар. В безумной ярости Викберт отрубил голову и священнику ордена. Вне себя, весь забрызганный кровью, он выскочил из дома и побежал к ближайшей часовне. Вид огромной фигуры рыцаря, с всклоченными волосами и безумным взглядом, вызвал ужас у тех, кто видел его тогда. Там в часовне его и схватили братья. За свое страшное злодеяние Викберт был казнен. Конвент избрал Фольквина новым магистром меченосцев. И не ошибся. Фольквин оправдал доверие братьев. Владения ордена расширялись, власть ордена возрастала с каждым годом. Опытный муж, закаленный в боях, он командовал полками ордена в девятнадцати трудных походах против язычников. И вот теперь от него требовали возглавить новый большой поход на Литву. И причем, немедленно.

Граф фон Данненберг, вступив в разговор, слегка поклонился магистру:

— Разве братья столь уважаемого ордена не призваны помогать в благородном деле искоренения язычества? Посмотрите, сколь много рыцарей изъявили готовность отправиться на священный бой. Надо держать язычников в страхе, нельзя оставлять их в покое.

Голос графа гулко раздавался под сводами зала.

Фольквин знал, что крестоносцы рвутся в бой. Но время они выбрали неподходящее. В зале воцарилось молчание. Фольквин покачал головой:

— Не стоит торопить события. Ваши воины не знают здешних мест. Лето проходит, скоро начнутся дожди, когда те немногие дороги, что есть в нашем краю, станут непроходимыми.

— Тем более, следует поторопиться! — воскликнул фон Хазельдорф. — Пока тепло, и не развезло дороги. Обрушимся на литовцев неожиданно.

— Славные рыцари, поймите, я предводительствовал во многих походах. Воевать надо зимой. Недаром литовцы и русские всегда нападают зимой. И пусть мороз, студеный ветер, прохватывающий до костей, пусть железо шлемов примерзает к лицу. Все это можно стерпеть ради того, чтобы спокойно гнать коней по скованным морозом болотам. Конный рыцарь в битве — это большая сила. Литва прячется за труднопроходимыми лесами и болотами. Попасть туда можно, пройдя у рубежей земгалов. Богатая Земгалия, враждебная и настороженная. И слово это значит «край, конец земли»2. А за землей — болота, пустоши.

Но разве это объяснишь? Алчность заслоняет все. Приезжие рыцари зашумели наперебой:

— У нас огромное войско. Нам нечего бояться. Все язычники разбегутся, едва только мы выступим!

Граф Данненберг с поклоном вышел вперед:

— Почтенный магистр! Вы видели в Риге, сколько у нас сил. Такого количества крестоносцев здесь не помнят. Все, как один, готовы к битве! Но без опыта ордена нам невозможно. Мы просим вас возглавить наш поход. Многие крестоносцы должны к осени возвратиться на родину. И этот поход для них очень важен. Бедные рыцари ропщут. Ни одного похода за год, а, значит, нет и добычи. Они жаждут поправить дела. Зачем же ждать зимы?

Фольквин удивленно поднял брови:

— Вы все думаете, что вас ждет легкая прогулка за несметным богатством. Это не так. Мы здесь заняты тяжким трудом обращения языческих душ к Господу нашему. Потом и кровью достается богатство ордена. Много лишений придется перенести в походе. Жестокие битвы впереди.

— За этим мы сюда и пришли, — воскликнули в один голос рыцари. — Со славой вернемся в Германию!

— Хорошо, — неохотно проговорил Фольквин. — Раз вы так просите, мы возглавим поход. Братья Меча всегда готовы к бою. Но одних крестоносцев и братьев ордена мало для такого предприятия. Дайте мне немного времени, я соберу полки в подвластных ордену землях. Новообращенные христиане хорошо знают край и помогут ордену. А также обратимся к помощи союзников. Вот тогда будет вам и добыча. Я поведу вас.

Слова магистра были встречены всеобщим гулом одобрения.

* * *

Началась спешная подготовка к большому походу. Магистр Фольквин написал грамоты, скрепив печатью ордена. Нахлестывая коней, поскакали гонцы к эстам, латгалам, ливам. Отправились гонцы и в Псков с просьбой магистра помочь ордену в битве с безбожной Литвой. Из замков первыми начали прибывать отряды орденских рыцарей. Каждый из воинов вел с собой двух, а то и трех коней. С рыцарями были их слуги и оруженосцы.

С каждым днем в Риге становилось все многолюднее. К городу стекались полки латгалов и эстов. Они стали лагерем возле Риги. Союзный Псков прислал в помощь сильный отряд в двести всадников. Магистр порадовался прибытию опытных русских воинов, не раз уже бившихся с литовцами. Войско росло на глазах. Приезжие крестоносцы в восхищении смотрели на приготовления.

То и дело слышались возгласы:

— Ты видел? Пришел псковский полк. А сколько ливов, эстов и латгалов! Да, поистине, мощь христианства велика. Под рукой ордена мы не можем не победить! На Литву!

— Конечно, победим. На Литву!

Полки все прибывали и прибывали, как свидетельство могущества меченосцев в Ливонии. Казалось, весь край всколыхнулся по призыву магистра.

Между тем, ливонское лето подходило к концу. Дни становились короче. Все чаще хмурилось небо, и холодный ветер дул с Балтики. По тайному приказу магистра в замках на берегах Даугавы по пути следования шла спешная заготовка провианта для многочисленного войска. Прокормить несколько тысяч человек — дело нешуточное. Соседи-язычники не могли взять в толк, для чего все это. Никому в голову не могло прийти, что орден пойдет воевать в такое время, перед распутицей. К началу сентября войско было готово.

* * *

Вот такая картина начала похода 1236 года рисуется по тексту ливонского хрониста. Да, конечно, для тяжеловооруженого рыцарского войска поход в лесной болотистый край в сезон затяжных дождей был полон трудностей. Но не только алчность и жажда подвигов заставляла крестоносцев спешить с началом военной кампании. Не только из уверенности в непобедимости многочисленного войска, вооруженного в передовых традициях Европы, не послушали командиры прибывших в Ригу пилигримов доводов рассудительного Фольквина и решили идти в поход, не дожидаясь зимы.

Столь неудобное время было выбрано не случайно.

Другой источник, Ипатьевский летописный свод, сообщает нам о событиях, происходивших вдали от Литвы и Ливонии и, на первый взгляд, совершенно не имеющих отношения к объявленному в Риге грандиозному походу.

Далеко на юге волынский князь Даниил вел войну за Галич с черниговским князем Михаилом. На стороне последнего выступал князь Конрад, правитель Мазовии. Но их совместный поход против Даниила не удался из-за измены половецких отрядов, и тогда волынский князь решил нанести ответный удар. Он призвал на помощь давних верных союзников — литовского князя Миндаугаса с его дружиной. Вместе с ним свою рать прислал и правитель соседнего с Литвой Новогрудка Изяслав. Союзники должны были напасть на земли Конрада, пока сам Даниил отправится за поддержкой к королю Венгрии. Летописец так и сообщает, что Даниил «возведе» на Конрада Мазовецкого «литву Миндовга, Изяслава Новгородского». Нападение, скорее всего, было удачным: союзники Даниила захватили добычу и нанесли урон владениям мазовецкого князя.

Казалось бы, какое все это имеет отношение к крестовому походу на Литву, к которому готовились в Риге? Но, согласно летописи, это событие произошло в том же 1236 году. Участвовавший в военной кампании знаменитый Миндаугас, будущий король Литвы, возможно, уже тогда занимал великий стол, либо был ближайшим претендентом на него. Но почти не вызывает сомнения, что он повел на помощь Даниилу великокняжескую дружину. Переход войска из Литвы до Волыни, еще с остановкой в Новогрудке, где к нему присоединилась дружина Изяслава, затем путь на Мазовию, разорение земель Конрада, приход назад во Владимир Волынский — все это должно было занять немало времени. И если кампания началась в разгар лета, то к моменту выступления из Риги многочисленного войска рыцарей креста ушедшая княжеская дружина в Литву еще не вернулась.

И, нет сомнения, что в Риге об этом знали. Ведь прибывавшие из разных концов Европы крестоносцы уже были осведомлены и об участии Конрада в усобной войне на Руси, и о союзной помощи Литвы Даниилу. А, значит, если поспешить и не слушать осторожного Фольквина, можно захватить большую добычу и причинить язычникам страшный ущерб, не рискуя столкнуться в поле с великокняжеской литовской ратью. Практически беззащитным ляжет к ногам воинов Христа последний оплот язычества в Прибалтике. Ведь основная цель подобных грандиозных грабительских рейдов именно в том и состояла: пройти, не встречая сопротивления, сжечь и уничтожить все, что нельзя забрать с собой, устрашить противника так, что он сам явится в Ригу, прося мира и крещения.

А если ждать до зимы, войско Миндаугаса успеет вернуться из Мазовии, и поход уже не станет легкой прогулкой за добычей. Литовский князь, наверняка, решился после прошлогоднего разорения рыцарями Нальши идти в столь далекий рейд, именно в расчете вернуться к зиме, когда опасность нового нападения наиболее вероятна. Вот почему так торопились рыцари, не взирая на тяготы похода, которые могла им принести прибалтийская осень!

* * *

После молебна в Риге, который провел сам епископ, магистр Фольквин дал знак к выступлению. Затрубили рога, загрохотали барабаны. Воины тронули поводья. За городом Фольквин и другие предводители похода, среди которых были Данненберг и Хазельдорф, отъехали в сторону, чтобы увидеть все полки. Первыми скакали разведчики. Это был небольшой отряд легковооруженных всадников, который должен был указывать путь остальным. Сразу за разведчиками показались стяги крестоносцев. Их было великое множество, наверное, не менее тысячи. Щиты с разноцветными гербами, копья с флажками. Среди крестоносцев царило оживление. Они дождались своего часа. Настоящий Крестовый поход! Будет о чем рассказать дома в Германии. В рядах рыцарей слышались разговоры, веселые выкрики. Весь город вышел провожать объединенное войско. Горожане толпились по краям дороги, что тянулась на юг вдоль берега спокойной Даугавы, приветствуя уходящее войско.

Копыта множества коней подняли над дорогой длинное облако белой пыли. Вслед за крестоносцами взвился стяг ордена. Братья в белых плащах с нашитыми красными крестами и мечами ехали молча, сплоченными рядами. Привычные к походам суровые воины спокойно смотрели вперед, уверенно направляя коней. Меченосцы ехали налегке. Их тяжелые доспехи и запасные копья везли в обозе. Отдельным полком следовали орденские слуги и оруженосцы. Потом показались значки и стяги крещеных эстов, которых много собралось из разных земель этого края. Целый лес копий поднимался над их походными порядками. Хоругви псковского полка плыли над толпой. Статные всадники в блестящих кольчугах под плащами и сверкающих шлемах, весело переглядывались между собой. У каждого был меч и копье, за плечами — луки.

После псковичей мимо магистра прошел полк рижского епископа. Его составляли рыцари, состоявшие на службе у епископа, его ленники. Они, как и братья ордена, постоянно жили в Ливонии, но при этом не были монахами. За рыцарями проследовали их слуги и оруженосцы. Шум в толпе провожающих усилился, когда пошли рижане. Полк, сформированный и снаряженный Ригой, шел под своим стягом. Горожане провожали своих родных в большой поход. После рижан прошли отряды ливов. Полк латгалов замыкал это внушительное шествие. Белая пыль, поднята копытами коней и ногами пеших воинов, еще долго держалась в осеннем воздухе.

— Да, с такой силой мы непобедимы, — воодушевившись, заметил граф Данненберг. Фольквин ничего не ответил. Только неопределенно покачал головой и, пришпорив коня, быстро поскакал вслед уходящему войску.

* * *

Дорога сначала шла вдоль правого берега Даугавы, вверх по течению. Полки растянулись в пути в длинную непрерывную ленту. Позади громыхали повозки, груженые припасами, копьями, стрелами. Тяжелое вооружение рыцарей было в тюках, навьюченных на запасных коней. Возбуждение не покидало крестоносцев. Начало пути не предвещало никаких неприятностей. Путь шел по землям, подвластным ордену. Вблизи орденских замков можно было спокойно делать привалы, не опасаясь неожиданных нападений. Миновав Лиелварде, Айзкраукле и Кокнесе, крестоносцы благополучно переправились через Даугаву. Дальше простирались земли селов. Все было спокойно. Магистр отдал приказ быть настороже и выслал разведку вперед. Никаких признаков неприятеля не было видно. Крестоносное войско продолжало движение.

Леса сменялись, лугами, крестоносцы переходили вброд многочисленные речушки и ручьи. Пройдя через Селию, войско придвинулось вплотную к литовским рубежам. Усталые после долгого пути, крестоносцы расположились лагерем на опушке леса. Разведчики донесли магистру, что неподалеку находится литовское селение. Наутро крестоносцы всей мощью обрушились на приграничные области. Литовские земли были застигнуты врасплох. Лесные селенья занялись огнем. Дым застлал полнеба. Отряды железных всадников наводнили округу. Ничего не подозревавшие литовцы гибли, не успев схватиться за оружие. Начались грабежи и кровопролития, как это всегда бывает на войне. Крестоносцы захватили множество пленников. Слуги едва успевали вязать полон веревками. Огромные толпы рыцарей носились, словно злые духи в своих глухих шлемах, мимо пепелищ. Завидев за деревьями дым, жители соседних селений бросали пожитки, уходили в леса. На много верст кругом все опустело. За несколько дней огромное войско превратило благополучный край в пустыню. Там, где огненным вихрем прошлись жестокие латники, не оставалось ничего живого. Пепел и кровь, повсюду тела погибших. Крестоносцы, впервые участвовавшие в походе, были вне себя от радости и возбуждения. Они не рассчитывали на столь легкую победу. Почти никакого сопротивления! И сколько добычи!

Крестоносцы не могли видеть, как за едким дымом пожарищ, за дремучими лесами и болотами копились литовские силы. Гонцы из разоренных мест уже сообщили князьям о нежданном нападении крестоносцев. Грозная весть молнией разнеслась по Литве. Повсюду начались военные сборы. Княжеские дружинники седлали коней. Ополченцы брали свои тяжелые палицы. За лесами возле одного из княжеских замков вырос большой военный лагерь. Воеводы с князьями думали, как удобнее нанести пришельцам удар. Жемайтийский князь Викинтас, взявший на себя руководство походом, предложил перехватить войско на обратном пути в Ригу, когда они будут идти через пограничную жемайтийскую землю Сауле, за которой уже начинается подвластная крестоносцам Восточная Земгалия. Он сказал:

— Враги уже опустошили Литву. Немецкое войско вот-вот повернет назад. Надо выслать разведку, чтобы проследить, какой дорогой они станут возвращаться. Пусть разведчики идут за ними по пятам. Не выпустим врага. Им за все воздастся. Пяркунас отомстит за своих детей!

Тем временем, воеводы продолжали приводить новые отряды всадников. Бряцанием оружия и ржанием множества коней наполнился литовский лагерь.

Литовские боги готовили свой ответный удар.

* * *

Да, случилось именно то, на что никак не рассчитывали крестоносцы. Литовцы, несмотря на отсутствие великого князя и его дружины, решили дать отпор явившимся на их земли с огнем и мечом рыцарям креста. И не просто решили, а осмелились выйти на сражение.

Ни один источник не называет прямо имени князя, возглавлявшего литовских воинов в знаменитой битве. Возможно, сами павшие в сражении меченосцы и пилигримы так и не узнали, под чьим знаменем литовская рать преградила им путь в роковое весеннее равноденствие 1236 г. Кто же такой князь Викинтас Жемайтийский, и почему именно ему историки приписали великую победу в великом сражении? Были ведь в Литве и другие более известные имена...

В 1249 году, спустя 13 лет после битвы при Сауле, в Литве началась усобная война между великим князем Миндаугасом и его племянниками Таутвилой и Гедвидасом, в которую, на стороне последних, активно вмешались соседние державы — Галицко-Волынская Русь и Ливония. И именно князя Викинтаса, приходившегося Таутвиле и Гедвидасу дядей по матери, Даниил Галицкий отправляет послом в Ригу для переговоров о союзе против Миндаугаса. И магистр, и рижский епископ приняли жемайтийского князя. Предложенный им от имени Даниила договор был заключен. Но при этом дан был галицкому князю такой странный ответ: «яко тебе деля миръ створимъ. со Выкынтомъ. зане братью нашоу многоу погоуби». То есть только ради союза с Даниилом ливонский магистр Андрей Штирлянд сел за стол переговоров с Викинтасом, несмотря на то, что большое количество братьев-рыцарей пало от его руки. И сам магистр жаждал скорее мести, чем дружеской беседы с этим князем. Где же и когда случилось столь крупное сражение, в котором жемайтийский князь мог нанести рыцарям такой серьезный урон? Только в 1236 году при Сауле. Потому что иных столь же крупных битв и столь же тяжелых поражений немецких рыцарей за все предшествующие годы не происходило. Вот почему именно Викинтаса считают главным героем Саульской битвы.

То, что именно он в отсутствии Миндаугаса возглавил сопротивление, нет ничего удивительного. Жемайтия была второй по величине землей Литовского великого княжества, и, возможно, ее князь считался вторым по значению лицом в государстве. Не только по зову сердца, но и по долгу службы мог он принять на себя командование литовским войском.

К 1236 году Викинтас был уже не так молод. Впервые он упоминается в 1219 году, когда вместе с другими литовскими князьями принимал решение о союзе с Волынским княжеством. То есть к моменту битвы при Сауле ему было за 30. Несомненно, он уже имел большой боевой опыт, и возможно, что не раз участвовал в стычках с немцами. Он знал военную мощь меченосцев, пришедших на литовскую землю своим лучшим и почти полным составом, знал и о множестве присоединившихся к ним пилигримов из Германии, и о местных ополченцах. Противостоять такой армии, казалось, мог только сумасшедший. Обычно грабительские кампании с привлечением столь значительных сил для братьев-рыцарей оставались безнаказанными, так как местные князья просто не решались выйти с таким большим войском на открытый бой, старались скрыться в замках или лесах, ожидая, пока противник, награбив добычи, уйдет сам. В лучшем случае братья могли ждать скорого ответного рейда. Но почему князь Викинтас все же решился на битву?

«Как повадится волк по овцам, то вынесет по одной все стадо, если не убить его», — сказал когда-то своей дружине древлянский князь Мал, узнав, что жадный князь Игорь идет в его землю за второй данью. Наверное, с такими же словами обращался к литовским воинам и князь Викинтас. Он знал, что за этим походом последует другой, еще более жестокий, затем третий... Он помнил, что так же начиналось покорение соседней Эстонии. В замке Межотне, в восточной Земгалии, уже сидят орденские братья. К самым границам литовского государства подступили их владения. Нет сомнений, что для алчных рыцарей христианского бога это не последний рубеж. Не просто военных трофеев хотят они, их главной добычей станет литовская земля, если сейчас не преподнести им хороший урок. И как не вовремя призвал волынский князь дружину Миндаугаса выполнять союзнический долг!

Что ж, дать врагу уйти, дождаться возвращения великого князя, а затем совершить поход отмщения? Но тогда придется сражаться на чужой земле. Виестурс Земгальский попытался, но потерпел поражение, сам едва избежал плена. Нет, если биться, пусть и «в мале дружине», но здесь и сейчас, не дав врагу уйти из Литвы с добычей. Заставить непрошенных гостей вспомнить 1208 год, когда «на горе обратилась арфа рижан», впервые познавших горечь поражения на литовской земле.

Некоторые историки оценивают численность литовского войска, вышедшего навстречу крестоносцам при Сауле, как несколько большую, чем у нападавших. С этим вряд ли можно согласиться. Разбитое в прошлом походе войско князей Нальши еще не оправилось от поражения, лучшие из лучших воевали в Мазовии. Лишь собственную жемайтийскую дружину, полки некоторых других удельных князей да легковооруженных ополченцев Викинтас мог реально вывести в поле. Если оценивать общие силы литовского государства в 3,5—4 тысячи воинов, то на битву при Сауле могло выйти чуть более двух тысяч. Западные хроники оценивают той же цифрой только число павших в битве пилигримов! Даже, если она завышена, несомненно, что крестоносцы, а не литовцы имели численное превосходство. И уж тем более не вызывает сомнений, что немецкое войско превосходило литовцев по военному оснащению. Ведь самой экипированной в Литве была дружина великого князя, а она-то как раз и отсутствовала.

И все-таки Викинтас решился. На его стороне была родная земля и родные боги, что, вобщем-то, в сознании язычника были понятиями тождественными. Видимо, с самого начала вторжения он разослал разведчиков и неотступно следил за каждым шагом врага. Потому-то он точно знал, что, беспрепятственно разорив Литву и отяготив свое войско несметными трофеями и пленными, магистр Фольквин решил возвращаться назад через Восточную Земгалию, путь в которую неизбежно вел его войско сквозь Саульскую землю. Именно там решил Викинтас устроить противнику достойную встречу. Пока крестоносцы разоряли Литву, у него было время не только для того, чтобы собрать силы, но и для выбора места сражения — такого, где преимущества тяжелой рыцарской конницы превращались в недостатки. И такое место, окруженное болотами и непроходимыми лесами, было найдено.

Примечания

1. Перевод В. Микушевича. Фридрих фон Хаузен (Friedrich von Hausen (Husen) — древний немецкий поэт «Весны миннезанга», имя которого впервые упоминается в документах в 1171 году. Воспевал служение прекрасной даме и романтику крестовых походов. Участвовал в крестовом походе с императором Фридрихом. Погиб в 1190 году в битве при Филомелиуме, упав с коня, преследуя врага.

2. На самом деле это не так. Латышское слово «Zemgale» происходит от «zem» — «под, снизу» и «gals» — «конец» и обозначает «нижняя (низкая) сторона (край)». По аналогии образовано слово Latgale (Латгалия, «край латов (леттов)»). Некоторые историки, правда, считали, что слово «Zemgale» восходит к словам «zemes gals» «край земли». Но и название проживавших поблизости литовских племен жемайтов также происходит от литовского слова «под, снизу», а не от края земли. Кроме того, существует подобным же образом созданное название страны Нидерланды, которое также переводится как «низкие земли» от слов nieder («низкий, снизу») и («Land» «край»).

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика