Александр Невский
 

на правах рекламы

Ферментированный солод — ферментированный. Придает насыщенный вкус и аромат (ecotovary.com)

Общественно-экономический и политический строй Северо-Восточной Руси в период феодальной раздробленности (середина XIII — середина XV вв.)

Единое русское централизованное государство не было первым государственным образованием русского народа. Ему предшествовало древнерусское государство, возникшее на начальной стадии феодальных отношений и отличное от русского государства XV—XVI вв. Уже в глубокой древности восточные славяне заселяли европейскую часть нашей страны. Летопись вспоминает о тех временах, когда «словенеск язык на Руси» представлен был разными племенами: полянами и древлянами, кривичами и дреговичами, дулебами и северянами, словенами и вятичами и др.

В первые века новой эры среди антов, как называлась тогда юго-западная ветвь восточных славян, обитавшая от Днепра до Дуная, шел процесс разложения первобытно-общинных отношений и возникновения рабства. Началось имущественное, намечалось социальное расслоение. Анты вступили в эпоху «военной демократии» (Ф. Энгельс). На этой почве складывались племенные союзы — зародыши будущего государства. Наиболее мощным было объединение антов, достигнутое в 70-х годах IV столетия в борьбе с восточными германцами — готами и возглавленное Божем, которому подчинялось семьдесят антских вождей («риксов»). С течением времени племенные объединения антов становятся более длительными и прочными. В VI в. анты в борьбе с кочевниками — аварами — объединились под властью семьи антов: Идара и его сыновей — Межамира и Келагаста. Власть вождя в этой семье стала наследственной.

Тогда же, в VI в., в борьбе с аварами на Волыни, в Прикарпатье создается могущественное и обширное объединение антов под руководством дулебов-волынян. Это было не просто племенное, а политическое объединение. Древнее племенное название — дулебы уступает свое место территориальному — волыняне. Память о борьбе антов с аварами была еще свежа на Руси во времена летописца и дошла до нас в виде народного сказания о дулебах и обрах, записанного в «Повести временных лет».

Через посредство восточных купцов этот рассказ дошел и до арабских писателей X в. (Масуди и Ибрагим Ибн-Якуб), которые вспоминают о том, как в «древности» волынянам («валинана») «повиновались ... все прочие славянские племена». В масудиевых «валинана» мы видим межплеменное объединение, причем само название «валинана» (волыняне) не племенное, этническое, а политическое, произведенное от названия города Волыни, или Велыня, — географического и политического центра юго-западных земель восточных славян, название, которое больше чем на тысячелетие закрепило за всей землей наименование Волыни.

Отсутствие в Прикарпатье, на Волыни, в Подолии в IX—X вв. ощутимых племенных границ, нивелировка материальной культуры, однообразие погребального инвентаря говорят о том, что союз волынян не механически объединял племена, а, сплачивая, сливал их. Поэтому здесь рано, в VI—VII вв., стали исчезать племенные, частные особенности, а укреплялись общие черты — результат политического единства. По Масуди, это было «в древности», т. е. задолго до X в.

Только в конце 20-х годов VII в. (626 г. или около этого) «держава волынян» была разгромлена аварами, которые «ходиша на Ираклия царя и мало его не яша».

Вспоминает о распаде «державы волынян» и Масуди. Он говорит: «Впоследствии же пошли раздоры между их племенами, порядок их был нарушен, они разделились на отдельные колена и каждое племя избрало себе царя...».

Нет сомнения в том, что «держава волынян» VI—VII вв. — первое восточнославянское политическое объединение, первая «держава» восточных славян эпохи «военной демократии», — прямой предшественник Киевского государства. Вот эта-то «держава велынян» и может считаться началом русской государственности.

Рассмотренные нами явления общественной жизни восточных славян имели место лишь на определенной территории, на юго-западе Руси, где в IV—VI вв. начался распад первобытно-общинных отношений и складывались общественные отношения, свойственные «военной демократии». На севере, в лесной полосе общественное развитие шло более медленным темпом, и здесь, севернее Тетерева и Десны, обитали относительно отсталые лесные восточнославянские племена, занимавшие обширные пространства.

В VIII—IX вв. в Среднее Приднепровье, запустевшее в результате передвижений антов на юг, к Дунаю и за Дунай, и нападений кочевников, продвигаются отсталые лесные славянские племена.

Но здесь, в Среднем Приднепровье, эти лесные славянские племена не встретили лишенную жизни пустыню. Древнее антское население продолжало обитать на старых местах, населяло Киев и прилежащие области, ставшие такими же центрами восточного славянства IX—X вв., какими они были в период антов.

Своим отсталым северным сородичам, на которых они начинают оказывать большое влияние еще с середины I тысячелетия н. э., анты передали свои культурно-бытовые особенности, свой социальный строй, исторические традиции, свои связи. Поэтому тот строй «военной демократии», который существовал у антов, был быстро пройден северными русскими племенами, передвинувшимися в Среднее Приднепровье и здесь смешавшимися со своими, стоящими на грани цивилизации южными соплеменниками. Вот почему Среднее Приднепровье в течение одного-двух столетий проходит этап «военной демократии», дофеодальный период, и вступает в эпоху феодализма.

Путь, пройденный юго-западной ветвью восточных славян — антами, продолжили их соседи и потомки.

Если анты вступили в эпоху «военной демократии», судя по вещественным памятникам и сведениям письменных источников, в первые века новой эры и так и сошли с арены политической истории, исчезнув со страниц сочинений писателей раннего средневековья в начале VII в. все с тем же общественным строем, то их потомки и на Среднем Днепре, и на берегах Днестра и Волхова, Западной Двины и Оки в короткий срок прошли эпоху «военной демократии» и создали феодальный мир. То обстоятельство, что в юго-западной части Восточной Европы еще во времена антов развивалась «военная демократия», привело к тому, что уже собственно в русские, киевские времена феодализм развивается вширь и вглубь на гораздо более обширной территории, нежели земля антов.

В VIII—X вв. среди восточнославянских и неславянских племен Руси, в различных ее частях разными темпами, шел процесс разложения первобытно-общинных отношений и развития «военной демократии». Этот процесс, охватывающий обширную территорию от берегов Ладожского озера и до дунайских гирл, от Карпат до Оки, есть не что иное, как возникновение феодализма. Зарождение феодализма происходит в рамках первобытного общества, в мире общин, в период разлагающегося патриархально-родового быта.

Этот процесс растягивается на несколько столетий и идет далеко не равномерно: когда феодальный Киев насчитывал уже много столетий, в это же время в землях вятичей, в Пинском Полесье, в земле дреговичей еще долго сохранялись пережитки родового строя.

Уже в конце VIII и начале IX в. в результате общественного развития восточных славян на Среднем Днепре, у Киева, возникает одно русское государственное образование, так называемый «Русский Каганат», а в Приладожье и у Ильменя — другое, получившее у арабов название «Славии».

Так возникли «сначала 2 государства: Киев и Новгород».1

Во второй половине IX в. происходит слияние Киева и Новгорода в единое Киевское государство, что летописная традиция связывает с именем Олега. Расцвет Киевской Руси падает на время княжения Владимира (973—1015 гг.). Время Владимира — это время славы Руси, победоносных войн и походов, исключительных успехов Руси на международной арене и одновременно тот период истории народа, когда он сам еще играет большую роль в истории своей страны, когда массы еще только начинают превращаться в подневольный, подавленный тяжестью повинностей, эксплуатируемый люд.

Вот почему русский народ в своих былинах, легендах и преданиях с такой любовью вспоминает свою первую столицу — Киев, своих славных киевских богатырей и Владимира Красное Солнышко, олицетворение «старых князей» безвозвратно ушедшей поры «славного варварства» (К. Маркс).

Владимир стоит на грани двух эпох. Он — последний князь-воин дружинной Руси эпохи «военной демократии», и в то же самое время он — первый князь, который всей своей деятельностью подготовил тот таящий в себе элементы грядущего распада Киевского государства расцвет раннего феодализма, который падает на княжение его внуков. Времена Владимира и Ярослава — период расцвета Киевской Руси.

С течением времени, особенно во второй половине XI в., картина резко меняется. Времена походов в «иные страны» с целью захвата военной добычи и взимания дани кончаются. Источником обогащения феодализирующейся верхушки становится эксплуатация населения самой Руси.

Усиливается процесс захвата князем и его дружинниками общинных земель и угодий. Дань перерастает в ренту. Ценностью становится не дань с земли, а сама земля вместе с сидящим на ней сельским людом. Экспроприация и закабаление превращают свободных общинников в зависимый люд. Феодализм растет вглубь и вширь.

Развитие производительных сил, развитие феодального землевладения и феодальных отношений, так ярко представленное в «Правде Ярославичей», рост экономического и политического могущества отдельных областей во главе с крупными городами (Новгородом, Черниговом, Переяславлем, Ростовом и т. д.) постепенно подтачивают единство Киевского государства.

Выросшее в отдельных областях Руси боярство стремится стать их полновластным хозяином и, сплотившись вокруг «своего» князя, обзаведшегося здесь, на месте своего посажения, в земле «отчич и дедич», всякой «жизнью», «гобином», землями и угодьями, дворами и челядью, проникшегося не общерусскими, а местными «земскими» интересами, пытается отложиться от Киева, который отныне становится помехой для самостоятельного развития этих областей и земель, в скором времени превращающихся в княжества, маленькие феодальные самостоятельные полугосударства.

Каждая область Киевской державы становится гнездом боярских вотчин. Судьба Киева перестает интересовать не только новгородское, ростовское, черниговское, галицкое и прочее боярство, но и самих новгородских, ростовских, черниговских и галицких князей. Они стремятся отделиться от Киева, создать независимые княжества.

Отсутствие органической связи между отдельными русскими землями, отсутствие экономической общности — все это, делая объединение земель, достигнутое Киевским государством, непрочным и непродолжительным, было знамением грядущего распада. И этот распад наступил.

Феодальная раздробленность была показателем развития производительных сил, но она же на определенном этапе стала тормозом для их дальнейшего развития, для роста промыслов, торговли, городов, для новых форм феодального землевладения и организации феодального хозяйства.

Она же способствовала упадку могущества Руси, ослабила Русскую землю, умалила ее международное значение, сделала ее добычей соседних враждебных государств и орд кочевников. Русь «теряла целые области вследствие интервенции соседних народов»,2 на целые столетия подпавшие под иго иноземцев.

Таков результат действия центробежных сил, разрывавших на части Киевское государство.

После смерти Ярослава Мудрого начался распад Киевского государства и превращение его в Русь феодальную, которой соответствует феодальная раздробленность как форма организации государственной власти господствующего класса феодалов.

Что представляет собой общественно-политический строй периода феодальной раздробленности?

Руси как единого государства не существует. Страна разделена на множество феодальных «самостоятельных полугосударств».

Число их все возрастает, размеры уменьшаются. Политическое существование их очень непрочно. Иногда они объединяются под властью удачливого князя, но такие объединения непродолжительны. Княжая «котора» разоряет Русскую землю. Усобицы не прекращаются даже тогда, когда внешний враг нападает на страну.

Итак, мы видим, что объединению русских земель в единое государство предшествовало феодальное раздробление Руси.

И.В. Сталин в ряде своих работ подчеркнул необходимость установления научной периодизации истории СССР. В «Замечаниях по поводу конспекта учебника по истории СССР» И.В. Сталин, С.М. Киров и А.А. Жданов указали, что «в конспекте свалены в одну кучу феодализм и дофеодальный период, когда крестьяне не были еще закрепощены; самодержавный строй государства и строй феодальный, когда Россия была раздроблена на множество самостоятельных полугосударств».3

Прежде чем перейти к анализу причин образования самодержавного строя в России и складывания централизованного государства на востоке Европы, необходимо охарактеризовать общественно-экономический и политический строй Северо-Восточной Руси в период феодальной раздробленности и вкратце остановиться на ее истории. Как указал товарищ Сталин, образование самодержавного строя в России и образование централизованных государств на востоке Европы — «две различные темы, хотя и нельзя считать их оторванными друг от друга».4

В истории Северо-Восточной Руси и Руси вообще уже вторая половина XI в. характеризовалась установлением феодальной раздробленности как социально-экономической и политической государственной системы, но с середины XIII в., со времен Батыева нашествия, феодальное раздробление земель быстро прогрессирует, и продолжается оно до второй половины XV столетия, когда в результате борьбы двух противоположных тенденций — раздробления и объединения — побеждает эта последняя.

К. Маркс подчеркивает, что последние остатки былого единства Руси «рассеиваются при грозном появлении Чингизхана», а когда установилось иго золотоордынских ханов, то «натравливать русских князей друг на друга, поддерживать несогласие между ними, уравновешивать их силы, никому из них не давать усиливаться — все это было традиционной политикой татар».5

Золотая Орда стремилась сохранить «самостоятельные полугосударства», на которые раздробилась русская земля; в свою очередь, эти «самостоятельные полугосударства» — княжества — «не только не были связаны друг с другом национальными узами, но решительно отрицали необходимость таких уз».6 Они враждовали друг с другом, воевали, взаимно опустошали города и села, ослабляя и разоряя в процессе бесконечных и бессмысленных княжеских усобиц Русскую землю.

Чрезвычайно характерен сам термин, примененный И.В. Сталиным для обозначения княжеств в период феодальной раздробленности, — «полугосударства». Такое определение говорит о том, что если феодальным княжествам — «самостоятельным полугосударствам» — была присуща первая и основная внутренняя функция государства — «держать эксплуатируемое большинство в узде»,7 то крошечные их размеры, непостоянство границ, неустойчивость существования, постоянное деление и подразделение, исчезновение одних и возникновение других, исключительная слабость в борьбе с внешним врагом — не дают возможности назвать самостоятельные княжества периода феодальной раздробленности государствами в полном смысле этого слова.

Что же представляла собой Северо-Восточная Русь в рассматриваемый нами период времени?

Разгром, учиненный татаро-монголами, не мог не отразиться на хозяйстве Древней Руси. К. Маркс указывает: «Татаро-монголы установили режим систематического террора, причем разорения и массовые убийства стали его постоянными институтами. Будучи непропорционально малочисленными по отношению к размаху своих завоеваний, они хотели создать вокруг себя ореол величия и путем массовых кровопролитий обессилить ту часть населения, которая могла бы поднять восстание у них в тылу. Они проходили, оставляя за собой пустыни»... К. Маркс подчеркивает основной принцип татарских ханов, который заключался в том, чтобы «...обращать людей в покорные стада, а плодородные земли и населенные местности — в пастбища».8

В другой своей работе К. Маркс замечает: «Монголы при опустошении России действовали соответственно их способу производства; для скотоводства большие необитаемые пространства являются главным условием».9 Далее Маркс указывает, что, когда «монголы проникают внутрь России... русские бегут в болота и леса. Города и деревни были сожжены дотла».10

Весь восток и юг Руси были разорены, опустошены и обескровлены. Разрушены и сожжены города и деревни, запустели целые края, население частью было перебито, частью уведено в плен, частью разбежалось. Кто не успел бежать — оставался на старом месте, укрываясь в шалашах и землянках, в чащах лесов и в болотах. Пашни вновь поросли лесом, на лесных полянах и по заливным лугам не пасся скот, не стояли копны сена, на месте деревень виднелись следы пожарищ. По старым торговым дорогам редко проходили «гости»-купцы и гораздо чаще проезжали со своими отрядами татарские баскаки. Волости Руси на юге и востоке, окружавшие разрушенные татарами города, «великим древесом поросташа и многим зверем обиталище была»; из соседних уцелевших городов и сел приходили сюда на «уходы» и «творяху людие хождение прибытка ради своего зверей и меда». Так как пахать землю было опасно, да и незачем, то во многих местах земледелие уступало свое место рыбной ловле, охоте, бортничеству. Города превращаются в «городища», падает торговля, исчезают десятки ремесел, которыми некогда славилась Русь. Грубеет и упрощается ремесленная техника, опрощаются изделия, утрачивается и забывается древнее мастерство, ремесленники уводятся в «полон» и расселяются по разным землям Золотой Орды, запустевают города. Так повлияло Батыево нашествие и установившееся вслед за ним татаро-монгольское иго на хозяйство Древней Руси.

Татаро-монгольское иго всей своей тяжестью обрушилось прежде всего на крестьянство и «черный люд» городов. «Ордынский выход» (дань), чрезвычайные дани и поборы, всевозможного рода подарки, которые князья должны были возить хану в Орду, налоги, тамга, мыт и т. п., повинности (военная, дорожная, ямская и др.) наряду с жестокостями, систематическим террором и «повторной резней» (К. Маркс), произволом и деспотизмом хана и его чиновников (баскаков, даруг) — все это, разорявшее и угнетавшее русский народ, и составляло собой «татарское иго».

«Ордынский выход» составлял огромные суммы в несколько тысяч рублей (в рублях того времени). Так, например, великое княжение Владимирское одно время платило семь тысяч рублей, Нижегородское княжество — полторы тысячи рублей. Огромные суммы выкачивались из населения и попадали в ханскую казну. Орда систематически и хищнически высасывала соки из русского народа.

Первое время, переписав русское население, ханы поручали собирать «ясак» («выход», дань) своим чиновникам — баскакам. Иногда сбор дани давался на откуп и тогда «окупахуть бо ти окаяньнии бесурмане дани и от того велику пагубу людем творяхуть, работяще резы и многы души крестьеньскыя раздно ведоша». Откупщиками выступали татары и главным образом — среднеазиатские купцы. Хозяйничанье баскаков («давителей») и откупщиков вызывало ненависть народных масс Руси к хану и баскакам. Баскаки знали, что их ненавидят, и боялись восстаний. Так, например, в 1259 г. они обращаются к Александру Невскому: «Дай нам сторожи — ать не избьют нас».

Кое-где на Руси и баскаки и другие знатные татары чувствовали себя прочно и в опустевшем краю захватывали земли и заводили свои «слободы». Так, например, поступил баскак Ахмат, хозяйничавший в Курской тьме, «насилие и обиду творяху многу» в Посемье.

В некоторых местах на юге и, быть может, на востоке татары заставили крестьян работать на себя: «да им орють пшеницю и проса».

Русь переживала тяжелые времена.

К. Маркс называет подчинение Руси ханам Золотой Орды «кровавым болотом монгольского рабства...», которое «...оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».11

На тяжесть татарского ига указывает И.В. Сталин в своей статье «Украинский узел», подчеркивая, что то иго, которое «империалисты Австрии и Германии несут на своих штыках... ничуть не лучше старого, татарского».12

Русь не смогла остановить орды Батыя, но необозримые равнины героически боровшейся с завоевателями Руси «поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы, — писал А.С. Пушкин, — варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией...».13

Своим спасением от разгрома, разорения и упадка Западная Европа обязана Руси.

«Нет, не завоевателями и грабителями выступают в истории политической русские, как гунны и монголы, — писал Н.Г. Чернышевский, — а спасителями — спасителями от ига монголов, которое сдержали они на мощной вые своей, не допустив его до Европы, быв стеной ей, правда, подвергавшейся всем выстрелам, стеною, которую вполовину разбили враги...».14

Данте и Леонардо да Винчи, Марко Поло и Васко да Гама, Коперник и Колумб, Магеллан и Чосер, Гуттенберг и Ян Гус получили возможность создавать свои замечательные произведения, творить великие дела и свершать изумительные подвиги только потому, что Русь спасла всю остальную Европу от «кровавого болота монгольского рабства» (К. Маркс). Ни эпоха Возрождения, ни эпоха первоначального накопления и великих открытий и изобретений не могут быть поняты без учета того, что совершено было русскими людьми во времена Батыева нашествия.

Разгромленная и обескровленная, угнетенная и опозоренная Русь не сдавалась. Через много лет после Батыева нашествия, по свидетельству путешественника Вильгельма де Рубрука, в степях, за Доном на татар нападали отряды русских.

Не чувствовали себя татары в безопасности и в центре разоренной Руси.

«Дани-выходы» и повинности, притеснения и произвол вызывают рост недовольства. Это недовольство русских людей вылилось в народные восстания против баскаков и откупщиков. Восстания вспыхнули в Новгороде в 1259 г., в 1262 г. — в Ростове, Владимире, Переяславле, где народ поднялся против «лютого томления бесурменьского» и изгнал откупщиков из своих городов.

Видя упорство русских, ханы вынуждены были изменить форму и способ сбора дани и с начала XIV в. возложить сбор ее на русских князей. Русская земля вздохнула немного легче.

XIV—XV вв. в истории Северо-Восточной Руси характеризуются ростом феодального землевладения.

Феодальный общественный строй характеризуется сочетанием крупной земельной собственности с мелким хозяйством. Феодальное землевладение складывается различными путями: пожалований, «куплей» (купли), захватов, заимок и т. д. Часто земли одного и того же владельца были расположены в разных местах и каждое отдельное владение выделялось в замкнутую хозяйственную единицу.

Источником роста феодальной земельной собственности были «черные земли», где когда-то господствовали заимка и трудовое освоение земли крестьянскими общинами, владевшими всем, что они «расчистили» от леса, всем, «куда топор, коса, соха ходили».

Вскоре эти земли были «окняжены», на них наложены подати, но все же фактическим хозяином земли оставался крестьянин, который соглашался с тем, что «земля великого князя» и «царева», но добавлял, что «ржи и роспаши» или «росчисти наши», а то и вовсе отмечал, что «земля великого князя, а моего владения». И право собственности на «черные земли» долго сохранялись за крестьянами.

Следующим этапом освоения феодалами «черных земель» было их «обояривание». Бояре и монастыри захватывали земли силой, подчиняли себе население путем закабаления, получали земли в подарок от князей. Закабаление сельского люда объяснялось неустойчивостью хозяйства смерда, «си́роты», а обедневший сельский люд попадал в экономическую и личную зависимость от «сильных людей» — феодалов. Одной из причин закабаления крестьян феодалами было то обстоятельство, что если ранее, во времена больших семейных общин, в условиях господства подсечного земледелия, сельский люд — общинники — коллективным трудом возделывали землю, расчищая леса, то при господстве малой семьи этой последней расчистка земель была не под силу и она искала «мягкой земли», чаще всего уже являвшейся собственностью феодала.

Растет и крепнет феодальная вотчина. Крупнейшими вотчинниками были сами князья. Они владели землями и в своем и в соседних княжествах, где чаще всего земли приобретались куплей, как то делал, например, Иван Калита. Духовная Калиты 1328 г. упоминает о принадлежавших ему 54 селах, а Василий Темный владел уже 125 селами.

Митрополиту, церквам и монастырям также принадлежали обширные вотчины, считавшиеся неотчуждаемыми и закрепляемые за ними «навечно». Митрополичье землевладение особенно расширилось к XV в., но начало складываться оно во времена митрополита Петра, в начале XIV столетия.

Богатыми землевладельцами были монастыри. К концу XV в. Троице-Сергиевский, Кирилло-Белозерский и Соловецкий монастыри стали владельцами обширных земель. Князья жаловали монастырям землю, где возникали скиты и пустыни, становившиеся впоследствии большими монастырями. Окрестное крестьянство со своими землями и угодьями становилось монастырским. Монастыри прикупали земли, часто получали земли и по «вкладам», как называли передачу мелкими феодалами своих земель монастырям.

Церковь превращается в крупного собственника. Троице-Сергиевский монастырь в начале XV в., например, владел в 13 местах несколькими сотнями сел.

Росло и боярское хозяйство. Так, например, влиятельный черниговский боярин Родион Нестерович, отъехав во времена Ивана Калиты к Москве, получил в пожалование половину Волоколамского уезда.

Крестьянство жило в селах, сельцах, деревнях и починках. Запустевшая деревня называлась «пустошью». Размеры сел и деревень были очень невелики. Сел с населением в 50—100 душ было очень немного. В селе обычно стояли деревянная церквушка и боярская усадьба, где жили боярский управляющий и слуги.

Такое село с княжим или боярским двором обычно было центром феодального владения. К селу «тянули» различные угодья, поля, пожни, луга, ловища, «бортные ухожаи», бобровые гоны, «тетеревники», «гоголиные ловы», «перевесища», ягодники, рыболовные тони и т. п.

В конце XIII—XIV и первой половине XV в. село было прежде всего административным и хозяйственным центром. Одновременно село стало играть роль и церковного прихода. Термин «село» означал в те времена и поселение типа позднейшего села, и населенную территорию или участок земли вообще. Так, например, в одной купчей мы находим указание на «село Молитвенское», а из межевой грамоты мы узнаем, что это был участок земли, «земля Молитвенская», или в другой грамоте говорится про «села в Кинельском стану», а перечисляются деревни: «Беклемишева, Вяхирева деревня, Назарьевская деревня» и т. д. В глубокой древности термин «село», «деревня», «печище», покрывал понятия «населенное место», или «поселение», «жилье», «кровный союз», позднее же содержание термина раздваивается, и он начинает означать, с одной стороны, землю, с другой — селение.

В селе, как правило, жили и холопы, и разные слуги, и крестьяне. В более древние времена, в XIII—XIV вв., в селах соотношение между количеством дворов холопов и дворов тяглых людей (крестьян) было в пользу холопов; позднее в селах растет число тяглых людей, хотя немало остается и холопов. Так, например, в селе Степурино Переяславльского уезда (XV в.) было 3 двора холопских и 6 крестьянских; в селе Лыкове — 2 холопских и 6 крестьянских.

К селу как хозяйственному и административному центру тянули деревни, починки, выселки. Деревни были небольшие, состояли из 1—3 дворов, часто заселенных одной семьей. Большинство «хрестиан» (крестьян) жило в деревнях. Термин «деревня» сравнительно поздний, появился он лишь в XIV в. В некоторых документах поселение деревенского типа носит название «семья», что соответствует действительности. В грамоте Олега Ивановича Рязанского Ольгову монастырю (около 1372 г.), рисующей условия XIII в., вместо термина «деревня» употребляется термин «семья». Это и понятно, так как в те времена действительно однодворная (да и не только однодворная) деревня была заселена чаще всего одной семьей. Деревня XIV—XV вв., обычно в 1—3 двора, состояла из «усадища» — «дворища», огородов и выгона. Деревня имела свои угодья: пашню, перелог, пожни, сенокос, охотничьи, рыболовные и бортные участки — «ухожаи» («уходы»), иногда и лес. Границы владений не были точно установлены и часто определялись тем, «куда топор, соха, коса ходили». По мере освоения земель наступало время, когда участки различных деревень сходились, и тогда появлялись межи, «знаменные дубы», «приметные» сосны да березы, камни и ямы.

В XIII—XIV — первой половине XV в. в Северо-Восточной Руси пахотные участки и покосы, принадлежавшие деревням, были разбросаны по лесным полянам и речным долинам, часто довольно далеко от деревень. Так, например, в XV в. на реке Вори, под Москвой, и по рекам Веле, Яхроме и Якоти, у Димитрова, были пожни, «тянувшие» к деревням, отстоявшим от них на 10—15 и более верст.

По мере роста населения такого рода угодья стали неудобны из-за потрав и споров, и крестьянство старается собрать свои угодья в одной меже, сгруппировать их в одном месте вблизи деревни. Это явление особенно характерно для более позднего времени, а именно для конца XV и начала XVI в. Русский крестьянин крепко срастался с возделанной им землей, с родными лугами и лесами, реками и озерами. Но все же деревни в те времена нередко меняли своих хозяев. Так, например, в конце XIV в., лет за десять до нашествия Едигея, на одном из селищ села Зеленщина («село» здесь употребляется в смысле участка земли) Переяславльского уезда, принадлежавшего Лыкову, поселился крестьянин Иван Лапоть. После разорения Едигеем (1408 г.) на запустевшем селище Лаптеве сел некто Феденя с сыновьями Перхуром и Юреней. По имени ее основателя деревня стала носить название Феденино. В 1435 г. Лыков дал землю Махрицскому монастырю и Феденино стало монастырской деревней. После Федени пять лет в этой деревне жил некто Есака с детьми, за ним — четыре года Максим Воробьев и т. д. За какие-нибудь 50 лет эта маленькая однодворная деревня сменила семь хозяев, не являвшихся родственниками. То же самое наблюдалось и в других местах.

Чем объяснить это явление? «От ратных людей и от разбоев» княжеские рати в своих вечных усобицах «пустошили землю Русскую»; от «злых людей», от грабежей и тягот, от поборов и долгов, от гнета и насилий «розно брели» во все стороны русские крестьяне, ища и не находя «мягкой» и вольной земли или хотя бы «добрых» князей и бояр, вымирали от неурожаев, голодовок, эпидемий, уводились «в полон» и соседним князем, и «злым татарином».

Часто феодалы, владевшие десятками сел, разбросанных в разных местах, не вели своего хозяйства, а довольствовались сбором оброка. Боярская запашка была невелика и размер ее определялся потребностью боярской семьи с челядью и слугами. Этому явлению способствовали натуральность вотчинного хозяйства, слабое развитие торговли и товарности сельского хозяйства: хлеб сравнительно редко появляется на внутреннем рынке как товар.

Говоря о барщинном, т. е. феодальном, крепостном хозяйстве, В.И. Ленин первым, определяющим признаком его считает «господство натурального хозяйства» и указывает, что «крепостное поместье должно было представлять из себя самодовлеющее, замкнутое целое, находящееся в очень слабой связи с остальным миром».15

Натуральность хозяйства, его замкнутость и изолированность особенно характерны для феодальной вотчины конца XIII—XIV — начала XV в.

Основная масса продуктов, производимых в феодальной вотчине лично зависимым непосредственным производителем — холопом, смердом, сиротой, старожильцем, предназначалась для собственного потребления семьей феодала и его многочисленной дворней, слугами, Челядинами, а не для продажи. Все то, что давали обширные угодья феодала, его земли и «ухожаи», обрабатываемые трудом зависимого люда, все то, что вносили в качестве натурального оброка смерды, сироты, серебреники, изорники и прочее подневольное население вотчины: хлеб, скот, мясо, рыба, дичь, ягоды, лен, полотна, кожи, мед и т. п., — все это лишь частично поступало на рынок в обмен на ремесленные изделия, предметы роскоши и «заморские вещи», необходимые феодалу; большинство же продуктов поглощалось внутри самой вотчины. Обилие всяких холопов, слуг, воинов-дружинников и прочей челяди обусловливало необходимость больших натуральных поборов, создания запасов и т. п.

Но нельзя думать, что торговля была совсем неизвестна феодалам и крестьянам. Если феодалу нужны были деньги, чтобы покупать дорогое оружие и ткани, украшения и пряности и т. д. и т. п., то крестьянину деньги были необходимы прежде всего для уплаты всевозможного рода сборов и податей. Крестьяне торговали продуктами сельского хозяйства, рыболовного и бортного промысла, охоты, своими деревенскими ремесленными изделиями.

Так, например, село Медна у Торжка, где в начале XV в. было боярское хозяйство, обслуживаемое холопами и закабаленными людьми («серебрениками»), находившееся на торговом пути Тверь—Торжок—Новгород, уже будучи собственностью Троице-Сергиевского монастыря в середине XV в. превращается в большое торговое село. Такую же эволюцию испытало село Клементьево, дарение князя Андрея Радонежского Троице-Сергиевскому монастырю. Оно было расположено в полуверсте от монастыря по дороге в Москву и уже в середине XV в. здесь жили ремесленники (иконники, резчики, токари и т. д.) и были торги. В 1504 г. в селе Клементьеве насчитывалось 134 двора.

Особыми жалованными грамотами население монастырских и боярских сел освобождалось от торговых сборов, тогда как посадские люди продолжали их платить, и это давало известные преимущества сельским жителям, занявшимся ремеслом и торговлей. Необходимо, правда, отметить, что это явление имеет место лишь в конце рассматриваемого нами периода времени, т. е. лишь в середине XV в. и позднее.

Организация и управление вотчиной были не очень сложными. Центром вотчины, как мы уже видели, являлось село, где стоял княжой или боярский двор. Огороженный тыном (частоколом) «боярский двор» состоял из жилых и хозяйственных построек. Жилые постройки князь или боярин со своими семьями занимали редко, если, конечно, данное село не было их постоянной резиденцией. В этих постройках обычно жили управители: тиуны, рядовичи, приказчики, конюхи и т. д.

К жилым помещениям примыкали хозяйственные постройки: одрина, где складывали разные хозяйственные орудия (плуги, сохи, косы, «рогалие»), хлев или «забой» для скота, житницы, погреба, где стояли корчаги «зелена вина», «меды стоялые», хранилась «всякая овощева», соленья, варенья и прочая «снедь». Тут же, неподалеку, воздвигали «поварню». На краю усадьбы обычно стояло гумно со скирдами хлеба, располагался птичник, или птичий двор, стояли сенники, конюшни. Подальше от построек располагалась мыльня (баня).

Княжеские вотчины управлялись «дворским», или дворецким.

Громадный княжеский двор обслуживали многочисленные слуги, носившие название «слуг под дворским», или дворцовых слуг. Это были дьяки, подьячие, псари, конюхи, садовники, сокольники, бобровники, бортники и т. д. Угодья выделялись в особые «пути»: сокольничий, ловчий, конюший и другие, обслуживаемые особыми людьми из числа «слуг под дворским».

Часть «слуг под дворским» были холопами князя, а другая часть состояла из людей лично свободных. За свою службу «слуги под дворским» вначале получали часть княжих доходов, а затем, позднее, — землю, которой пользовались и извлекали все феодальные доходы. Земля эта носила название «поместья».

Княжие дворецкие ведали и всем «черным людом»: крестьянами, холопами и т. д. Они раскладывали «тягло», следили за регулярным исполнением барщинных работ, за внесением натурального и денежного оброка. В XIV в. денежный оброк еще невелик, зато обилен и пестр натуральный оброк. Крестьяне, или «сироты», как называли крестьян на северо-востоке Руси, должны были вносить оброк хлебом, крупой, скотом, мясом, птицей, молочными продуктами, ягодами, грибами, полотнами, льном и т. п.

Так же пестра и многообразна была барщина. Так как хлеб в XIV в. еще не часто выступал как товар, то, вполне естественно, запашка самого феодала (князя, боярина, монастыря) была невелика и среди отработочных повинностей работа крестьянина на пашне занимала далеко не первое место. Поэтому отработочная рента была очень пестра. Крестьянин должен был возводить на дворе феодала постройки, огораживать двор частоколом, ловить рыбу, бить зверя, косить сено, возить дрова и т. д. Двор боярина как бы копировал княжеский двор, но там было все помельче, попроще.

Повинности крестьян были одинаковы как в княжеском, так и в боярском и монастырском хозяйстве. Конечно, они могли несколько варьировать в зависимости и от владельца, и от местности, и от величины и характера самого хозяйства.

Наиболее полно рисует повинности крестьян так называемая Киприановская грамота, данная Константиновскому монастырю в 1391 г. Зажиточные крестьяне, «большие люди», должны были ремонтировать церкви, воздвигать «хоромы», огораживать монастырскую усадьбу частоколом, косить и свозить на двор сено, обрабатывать монастырскую пашню, ловить рыбу, работать в монастырском саду, бить бобров. Другие крестьяне, победней — «пешеходцы», должны были молоть рожь, печь хлеб, молотить, молоть солод, варить пиво, прясть лен и чинить неводы. Кроме того, крестьяне уплачивали оброк скотом и овсом, хотя норма оброка еще только устанавливалась. Таков был круг обязанностей монастырского крестьянства. Кстати сказать, в Киприановской грамоте впервые вместе со старым термином «сироты», обозначающим крестьян, встречается и собственно название «крестьяне». Приблизительно те же повинности несли крестьяне в землях дворцовых, боярских и дворянских.

В дальнейшем наблюдаются рост и регламентация крестьянских повинностей. В конце XV в. в новгородских землях крестьянский двор (деревня Шутово) платил ежегодно натуральный оброк: 2 коробьи ржи и 2 — овса, по четверти пшеницы и ячменя, по л барана, четверть полсти мяса, сыр, ковш масла, пол овчины, две с половиной горсти льна и 5 денег.

Говоря о повинностях крестьян, надо учитывать, что они несли еще и «государево тягло»: деньгами, натурой и работой. Положение крестьян, как видно из изложенного, было очень тяжелым.

Количество несвободного населения все время росло. Все тоньше и тоньше становилась прослойка «черных людей», или «черносошных» крестьян, обязанных лишь по отношению к князю уплатой государственных налогов и несением некоторых повинностей; все меньше и меньше остается «черных земель», на которых сохранялись еще общины — «волости» и «погосты». Увеличивается численность холопов, серебреников, половников, старожильцев. Крестьяне зачастую вынуждены были заключать кабальные сделки и обязывались за ссуду («серебро») отрабатывать или платить проценты («рост»). Такие крестьяне назывались «серебрениками».

«Серебро» делилось на «издельное» и «ростовое». Некоторые серебреники, беря взаймы «серебро», обязывались вместо уплаты процентов отрабатывать, нести «изделье». «Издельники» выполняли ряд работ, в том числе обрабатывали пашню. Такое «изделье» носило название «серебра в пашне».

«Ростовое серебро» предусматривало «рост», т. е. уплату процентов деньгами, причем если проценты уплачивались регулярно по годам, такое «серебро» носило название «летнее». Серебреники появляются в первой половине XIV в. Впервые о серебрениках говорит вкладная грамота вдовы князя Дмитрия Константиновича Суздальского Васильевскому монастырю 1353 г., но особого развития институт серебреников достигает в XV в., когда кабала приобретает характер одного из основных орудий закрепощения.

Подобный же характер носили обязательства половника по отношению к своему господину. Половник брал землю у феодала и исполу (а иногда из трети, откуда «третник») ее обрабатывал.

«Старожильцами» назывались крестьяне, которые исстари жили на земле господина и выполняли все феодальные повинности. Название «старожильцы» было связано с тем, что отношения между крестьянами и феодалами определялись «стариной», обычаем. По прошествии 5—10 льготных лет крестьяне-«новоприходцы» также становились старожильцами. Старожильцы все больше и больше привязывались и юридически, и экономически к земле своего господина и их положение все более и более приближалось к положению крепостных, хотя формально никто не имел права удерживать их на месте в пределах одного княжества.

В феодальном хозяйстве XIV—XV вв. эксплуатировался и труд холопов. Холопы несли самые разнообразные повинности в вотчине своего господина. Были привилегированные холопы, холопы-слуги: сельский тиун и ключник, приказчик, кормилец и т. п. К ним примыкали искусные ремесленники и ремесленницы: кузнецы, оружейники, кожевенники, ювелиры, пряхи, ткачихи и т. д., жившие при дворах князей, бояр и при монастырях.

Большая же часть холопов выполняла различные работы и называлась «страдниками», или «страдными людьми». Они пахали пашню, причем сами жили либо на боярском дворе, либо в особых деревнях («люди полные в селах») и пользовались для своих нужд клочками боярской или княжеской «орамой» земли. Холопы мало чем отличались от старожильцев и подобных им закабаленных и закрепощенных крестьян. «Одерноватые» (полные) холопы обложению со стороны князя не подлежали.

Закрепощение росло, хотя большинство крестьян еще имело право перехода от одного хозяина к другому. Крестьянин мог, закончив круг работ и выполнив повинности, уйти к другому хозяину. Переход «тяглых», или «письменных», людей был затруднен лишь в случае, если они покидали одно княжество для другого. Дабы затруднить их переход, князья договаривались между собой не принимать «тяглых». Но право перехода крестьян стесняет феодалов и они стремятся ограничить его. Уже в 1450 г. было дано несколько грамот, разрешающих крестьянам уходить лишь за две недели до Юрьева дня осеннего (26 ноября) и через неделю после него, причем крестьянин предварительно должен был полностью рассчитаться с феодалом. Таким образом, покинуть своего хозяина крестьянину было не так-то легко. Обычно запрещение перехода крестьян являлось как бы особой милостью со стороны князя какому-либо феодалу. Так, например, Василий Васильевич вначале запретил крестьянам-старожильцам переход из земель Троице-Сергиевского монастыря, а затем разрешил монастырю возвращать ушедших крестьян. Встречаются грамоты, запрещающие выход крестьян вообще. Крестьяне пытались находить выход из положения путем перехода из одного княжества в другое, но во взаимных договорах начиная с XIV в., как мы уже видели, князья обязуются не принимать «письменных» и «тяглых людей».

Крепнут и расширяются феодальные формы господства и подчинения.

Феодальное землевладение в XIII—XV вв. делилось на две категории собственности: полная собственность и собственность условная. К землям, находящимся во владении на праве полной собственности, принадлежали вотчины (отчины). Вотчину можно было продать, подарить, завещать, передать по наследству.

Условной земельной собственностью было так называемое «жалование», т. е. земля, которую получал один феодал от другого, более богатого и могущественного, при условии несения службы, прежде всего военной. Эту землю нельзя было ни продать, ни передать по наследству, ни завещать. Ею пользовались только до тех пор, пока служили своему господину. Прекращение службы или «отъезд» в другое княжество на службу другому князю автоматически влекли за собой лишение «жалования».

На подобном праве пользования «жалованием» основана была несколько позднее поместная система, когда мелкие феодалы — «служилые люди» — получали от князя-государя землю в личное пользование.

Система «жалования» существовала в Северо-Восточной Руси уже во времена Ивана Калиты. Так, например, Иван Калита дал Борису Воркову село при условии службы, которую тот должен был нести московскому князю.

Крупные феодалы в своих вотчинах чувствовали себя полными хозяевами, и не только хозяевами, но и государями, государями-вотчинниками. С давних пор установился такой порядок, при котором знатные и богатые бояре рассматривали все население своих вотчин не только как холопов и слуг, но и как своих подданных, по отношению к которым они пользовались такими же правами, как и князь. Они творили суд и расправу, взяв на себя, таким образом, судебные и полицейские функции, собирали судебные штрафы и дани и этим самым становились подлинными государями.

Установившийся порядок, имевший место в Древней Руси и ранее, получил свое развитие в XIV в. и отразился в так называемых «жалованных грамотах». Первыми получили подобные жалованные грамоты монастыри (например, жалованная грамота Ивана Калиты архимандриту Юрьева монастыря Есифу 1338—1340 гг., жалованная грамота тверского великого князя Василия Михайловича и тверских удельных князей Тверскому Отрочу монастырю 1361—1365 гг., жалованная грамота нижегородского князя Александра Ивановича Благовещенскому монастырю 1410—1417 гг. и др.). От несколько более позднего времени дошли до нас и первые жалованные грамоты крупным светским землевладельцам (например, жалованная грамота великого князя Василия Дмитриевича Ивану Кафтыреву конца XIV в.).

Жалованные грамоты князей обычно, во-первых, освобождали подвластное крупным феодалам население от уплаты ряда налогов. Так, в жалованных грамотах монастырям о сельском населении их вотчин перечисляются пошлины и говорится: «Ни надобе им никоторая дань, ни ям, ни подвода, ни тамга, ни осмничее, ни сторожевое, ни писчее, ни корм, ни медовое», «не надобе... ни костки, ни явка, ни иная которая пошлина, ни города не делают, ни двора моего на ставят, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, такаж ни к соцкому, ни к дворскому, ни десятскому, с тяглыми людьми не тянут ни в которые проторы...».

Не следует думать, что по этим жалованным грамотам население вотчин крупных феодалов освобождалось от всех налогов, как это имело место, например, в жалованной грамоте Ярославскому Спасскому монастырю, который за оброк в 2 рубля был освобожден от внесения податей с жителей своих земель. Чаще всего освобождение от налогов было временным, иногда освобождались на длительный срок, но лишь от определенных налогов и повинностей. Во всех указанных случаях феодал сам брал на себя сбор налогов. Так, например, в жалованной грамоте нижегородского князя Александра Ивановича Благовещенскому монастырю говорится: «Коли придет моа дань и игумен за них заплатит по силе». Так как дань и другие доходы для князя собирал сам вотчинник, то естественно, что «княжие мужи» — становщики, езовники, наместники, тиуны, волостели и прочая княжая администрация, именем князя и для князя творившая суд и расправу, собиравшая налоги и следившая за выполнением населением ряда повинностей, — уже не «въезжали» в вотчину и не вмешивались в деятельность государя-вотчинника. «А наместники и волостели не въезжают ни по что...», «ни становщики, ни езовники не ездят ни по что» — так формулировали это право феодалов жалованные грамоты. Второй особенностью иммунитета было предоставление (жалованной грамотой) феодалу судебных и полицейских прав. «...Ни наместници мои тем людям не всылают, ни судят их, ни доводщики к ним не въезжают ни по что, оприче душегубства и разбоя» — говорит указанная выше жалованная грамота Благовещенскому монастырю. Ведает и судит своих людей во всем сам вотчинник «или кому прикажет», и только душегубство, разбой и татьба с поличным были в ведении княжеского суда.

Для разбора дел, касающихся интересов разных феодалов, устанавливается «смесный (совместный) суд», в который входили все заинтересованные в нем феодалы или их слуги. «А случится суд смесной, и игумен судит с наместники, а прибыток ся делят пополам».

Судебные функции в руках феодала были дополнительным средством его обогащения, так как судебный процесс сопровождался взиманием пошлины, штрафов и т. п.

Жалованные грамоты превращали крупных феодалов, сосредоточивших в своих руках сбор налогов и судебно-полицейскую власть над своими подданными, в настоящих, почти независимых государей в своих вотчинах. Эти вотчины были как бы княжествами в миниатюре, а сам боярин или духовный владыка во всем подражал князю.

Действия княжеской администрации (наместников, волостелей, доводчиков и др.), собиравших налоги и судивших городской «черный люд» и сельское население, обычно сопровождались грабежом княжеских подданных уже хотя бы потому, что вся эта толпа княжеских слуг кормилась и жила за счет местного населения, куда она «въезжала». Поэтому естественно стремление «черных людей» (т. е. платящих государственные налоги) избавиться от них путем перехода на земли получивших жалованные грамоты феодалов, сманивающих к себе, на «обеленные» (т. е. освобожденные от податей князю) места, всякий простой люд еще и обещанием льгот. Такие люди получали название «закладней», или «закладчиков». Закладываясь за боярина, получившего жалованную грамоту, или за соседнего князя, крестьянин, освобождаясь от одного гнета, от одних обязанностей, приобретал другие. Закладень должен был нести ряд повинностей по отношению к своему новому хозяину или служить ему, причем в последнем случае положение закладчика приближалось к положению мелкого вассала. На Руси существовали различные формы вассалитета. «Били челом в службу» или «приказывались» великим князьям, т. е. становились к ним в вассальные отношения различные по своему богатству, силе и власти феодалы. Сам великий князь возглавлял феодальную иерархию, являясь главой «организации господствующего класса».16

Вслед за ним шли «служебные князья», т. е. князья ликвидированных или присоединенных уделов-княжеств или «отъехавшие» из Литвы и Орды («служилые татарские царевичи»). Многие из «служебных князей» владели своими же землями, но получив их уже на правах вотчин от великого князя; иногда же князь давал им другие земли и города, где они «кормились», т. е. получали часть доходов от населения.

За ними шли бояре, «слуги вольные» и «дети боярские». «Дети боярские» — потомки «охудавших» боярских фамилий; хотя не исключена возможность, что этот термин обозначал то же, что в древности именовалось «отроками», «детскими», т. е. «молодшую дружину». Нуждаясь в покровительстве со стороны сильнейшего, бояре и слуги вольные служили ему, причем наиболее крупные из них вместе со своими дружинами. В.И. Ленин указывает, что «местные бояре ходили на войну со своими полками».17 Самые мелкие из этой феодальной «младшей братии» имели обычно 20—30 десятин земли, 2—3 холопов, а то и вовсе ни одного, и такой мелкий «владетель» сам шел за сохой. Многие из них занимались бортничеством, рыболовством, смолокурением, мелкой торговлей и т. п. Большинство таких мелких феодалов составляли «дети боярские». В Новгороде они назывались «своеземцами».

Опасаясь насилий со стороны князей и бояр, многие из «детей боярских» или отдавали свою землю монастырям и становились монастырскими слугами, или уходили к князю и превращались, будучи не в состоянии нести самостоятельно ратную службу, в «слуг под дворским».

Боярин и «слуга вольный» могли служить кому угодно, в любую минуту бросить службу, «отказаться» от своего князя и перейти к другому и т. д., причем это нисколько не отражалось на них как на землевладельцах, так как земли их никто не трогал даже и тогда, если они служили враждебному князю.

Только в том случае, если город, в волости которого находились земли боярина или «слуги вольного», подвергался нападению, они должны были участвовать в его обороне и «сесть» в осаду. Эта обязанность носила название «городной осады». Кроме того, бояре и «слуги вольные» должны были независимо от службы «судом и данью тянуть по земле и по воде». Во всем остальном они были вольны, и князья в своих договорах обычно указывали: «а боярам и слугам, кто будет не под дворским, вольным воля», «а боярам и слугам межи нас вольным воля».

Как видно, «слуги под дворским», о которых говорилось выше, не имели права вольного перехода, и князья договаривались между собой «слуг под дворским» «...в службу не принимати».

Князь являлся не только феодалом, но и правителем, государем. Правил он, опираясь на бояр и «слуг вольных», окружавших его. Они несут ратную службу, управляют от имени князя его «отчиной», княжеством, ведают отдельными отраслями большого и запутанного княжего дворцового хозяйства.

Бояре составляют думу, с которой советуется князь, решает свои дела и как государь и как хозяин-феодал, творит суд, обсуждает дипломатические и военные дела.

В мирное время дума собирается почти ежедневно. С утра ко княжему дворцу съезжаются бояре и «думают» с князем.

Верхушка бояр носила название бояр «больших», или «введенных». За ними шли бояре «путные», ведавшие «путями», т. е. отдельными отраслями княжеского хозяйства или доходами. Существовали ловчий (княжеская охота), сокольничий (соколиная охота), конюший, чашничий, стольничий и другие «пути». Возглавлявшие их «бояре путные» носили название ловчих, сокольничих, конюших, чашников, стольников и т. д. «Пути» состояли из земель, ухожаев (угодьев), сел и деревень с их населением. Главную роль во дворце играл «дворский», имевший в своем распоряжении слуг («слуги под дворским»), обслуживавших двор и «пути». Среди них из десятилетия в десятилетие все меньше и меньше холопов, все больше и больше свободных людей.

Бояре управляли и отдельными областями княжества, городами и «волостями». Князь посылал бояр в город и волости, чтобы они на месте собирали налоги, судили и управляли землей от его имени.

К концу XIII в. управление землями сосредоточивается в руках наместников, проживавших в городах, но периодически объезжавших свои земли, останавливаясь в «станах». Позднее объезды наместников прекращаются (остается только «проездной суд» наместника в Бежецком уезде и кое-где еще). С течением времени повсюду в станах появляются волостели, в распоряжении которых находились «пошлинные люди», помогавшие им в управлении. Волостели, по-видимому, в станах постоянно не жили. Для остановок они пользовались погостами. Так, например, в «Корзеневе стану» Московского уезда стан волостеля был в Козьмодемьянском погосте. Бояре-«волостели» (в волостях) или «наместники» (в городах) за свою службу князю получали часть сборов с населения, так называемые «кормы». Отсюда название бояр-управителей «кормленщики». «Наместники» и «волостели» получали «въезжий корм», натуральные поборы, судебные штрафы и свадебные налоги («новоженый убрус» и «выводная куница»). Любимых и заслуженных бояр князь посылал в такую волость, которая приносила больше дохода, и за «кормление» бояре часто спорили между собой. «Наместники» и «волостели» имели помощников (доводчиков), слуг, вызывавших на суд («праветчиков»), судебных исполнителей («приставов») и других «пошлинных людей».

Часть бояр оставалась при князе, и им «приказывали» разные дела: «разрядные» (военные), «казенные» (казна и государственный архив), «посольские» (иностранных дел), «холопьи» и др. Они возглавляли «дело», «приказ», обслуживаемый грамотными опытными слугами: дьяками и подьячими. В конце XV и начале XVI в. из этих «приказов»-поруче-ний выросли «Приказы»-учреждения. Должности за боярами не были закреплены. После хлопотливой дворцовой службы боярин обычно ехал «покормиться», а его место занимал «кормленщик». Менялись обычно через год-два, а иногда и чаще.

Но некоторые должности закрепились за родовитой и знатной боярской фамилией, часто становясь наследственными. Так, например, должность московского тысяцкого закрепилась за родом бояр Вельяминовых.

Селами управляли «посельские», которые зачастую были из числа несвободных слуг князя. Князь располагал еще целым отрядом слуг, ведавших более мелкими делами княжего управления и хозяйства. Различные подати собирали особые лица: даньщики, боровщики (собиравшие подать — «черный бор»), бельщики (собиравшие особую подать — «белку»), ямщики (собиравшие «ямские деньги») и т. д.

Писцы и даньщики князя составляли списки селений и живущих в них и определяли размер тягла. Окладной единицей в конце XIII и в XIV в. была «соха» (2—3 человека) или деревня (тоже в 2—3 двора). Раскладка внутри «сохи» была делом самих крестьян. Писцы и даньщики за свой труд получали «писчую белку», «мордку», или «писчую деньгу». С середины XV в. появляется новая единица обложения — «выть» — тяглый жребий, весьма разнообразный по количеству и качеству земли.

Что касается организации войска, то она была типично феодальной.

Основную массу войска великих князей составляли дружины мелких князей и бояр, состоявшие из вооруженных конных и пеших слуг, челядинцев, холопов. Кроме того, были городовые ополчения, набиравшиеся из купцов и ремесленников. Немаловажную роль играло также пешее ополчение крестьян и «черных людей», собираемое «с сохи». Оно часто решало исход наиболее важных сражений. Все большее и большее значение начинает приобретать собственная многочисленная великокняжеская дружина, состоящая из слуг и детей боярских, подвластная только князю и слушавшаяся только его одного, тогда как в других дружинах воины повиновались прежде всего своему непосредственному хозяину и владыке — боярину или князю.

Отношения между князьями определялись духовными и договорными грамотами. Властью отца собственность семьи — княжество-отчина — делилась между его сыновьями. По духовной грамоте устанавливался «ряд» (порядок), по которому каждый сын получал свою часть. Определенную долю получала и вдова с дочерьми. Устанавливалось «старейшинство» старшего сына, который к тому же получал известные дополнительные земли и доходы «на старейший путь». Главные города в раздел не шли, равно как и тяглый люд, и оставались в общем владении. Великий князь считался старшим князем и именовался независимо от степени родства «братом старейшим», «в отца место». Ниже его стоящие князья именовались «братьями», а за ними шли «братья молодшие», причем наименование «брат молодший» означало не подлинные родственные отношения, а степень подчинения и характер взаимоотношений. Если теперь уже устанавливалась и общерусская система взаимоотношений и подчинения князей, то у себя в княжестве каждый князь был самостоятельным правителем, и в своих договорных грамотах князья обязывались не иметь закладников в чужих землях, не посылать в них даньщиков, не покупать сел и т. д. В договорных грамотах между собой князья прежде всего обязывались «быти за одно» («за один»), главным образом в вопросе взаимоотношений с Ордой и Литвой. Заключались взаимные договоры против возможных врагов и на самой Руси.

Внутри великих княжеств — Тверского, Нижегородского, Рязанского — удельные князья все больше и больше подчинялись своему великому князю. К началу XV в. удельные князья перестали играть самостоятельную роль во внешней политике великих княжеств и в этой области сохранили за собой лишь право собирать дань для Орды, да и та вручалась великому князю. В своей внутренней деятельности удельные князья, правда, и тогда еще были по-прежнему самостоятельны, и эта самостоятельность закреплялась договорной грамотой с великим князем. Что представляли собой эти мелкие удельные княжества, можно судить хотя бы из описания владений удельного князя Дмитрия Васильевича Заозерского (XIV — начало XV в.). Его владения состояли из княжеского двора — «терема и палаты», церкви на берегу Кубенского озера, вблизи лежала «весь Чиркова», где жили все подданные князя и прихожане церкви, — вот и все княжество.

К середине XV в. значительно возрастает значение великого князя владимирского, и так как обычно ярлык на великое княжение Владимирское от хана получали московские князья, то договорные грамоты великого князя с Рязанью и Тверью ставят последних фактически в подчиненное от Москвы положение. И если в это время в Твери и Рязани шла борьба великих князей с удельными, заканчивавшаяся обычно победой первых, то растущая мощь великого князя владимирского, к которому в процессе объединения им русских земель тяготели различные социальные силы, подготавливала ликвидацию великих княжеств Тверского и Рязанского со всей их феодальной политической системой, так как московский князь был представителем «порядка в беспорядке», который господствовал на Руси в период феодальной раздробленности, представителем «образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вассальные государства».18

Примечания

1. К. Маркс. Хронологические выписки // Архив Маркса и Энгельса. Т. V. С. 42.

2. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. London, 1899. P. 77.

3. К изучению истории. М., 1946. С. 21.

4. И.В. Сталин. Соч. Т. 9. С. 176.

5. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. P. 78.

6. И.В. Сталин. Соч. Т. II. С. 336.

7. И.В. Сталин. Вопросы ленинизма. Изд. 11-е. С. 604.

8. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. P. 78.

9. K. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XII, ч. I. С. 188.

10. Архив Маркса и Энгельса. Т. V. С. 224.

11. K. Marx. Secret diplomatic history of the eighteenth century. P. 78.

12. И.В. Сталин. Соч. Т. 4. С. 46.

13. А.С. Пушкин. Соч. Л.: ГИХЛ, 1935. С. 732.

14. Литературное наследие Н.Г. Чернышевского. 1928. Т. II. С. 44.

15. В.И. Ленин. Соч. Т. 3. С. 158.

16. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. IV. С. 15.

17.В.И. Ленин. Соч. Т. 1. С. 137.

18. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. I. С. 445.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика