Александр Невский
 

XVIII. За землю русскую!

Шли полки не так скоро — насколько позволяла пехота Миши Стояныча. Не будь пешей дружины, конные шли бы много быстрее. Но князь не позволил никому, кроме дозоров, уходить вперед или отставать.

— Нас в два раза менее свеев, потому и держаться нам надо вкупе.

У Ладоги присоединились к новгородцам сотни две ладожан, все пешие, вооруженные топорами, рогатинами да копьями. Поступили они в дружину Миши.

И уже на подходе к Неве явился старейшина Пелгусий, приведший с собой небольшой отряд земляков своих — ижорцев.

Пелгусий сообщил князю, что шведы все еще стоят лагерем, видимо, ожидают возвращения послов из Новгорода. И как ни обстоятельно рассказал Пелгусий о лагере врага, князь решил сам взглянуть на него.

Возвратившись из разведки, он тут же собрал старшин отрядов. Начертив прутиком на земле две круто сходящиеся линии, он сказал:

— Это Нева и Ижора. Лагерь свеев тянется от места впадения Ижоры вдоль Невы. У берега стоят шнеки, с берегом соединяют их доски. Большая часть воинов на берегу, их и впрямь намного более нашего. Посему наши главные союзники — внезапность и быстрота. Миша, ты со своими пешцами ударяешь вдоль Невы. Твое главное дело — рубить мостки к шнекам.

— А свеев не трогать? — спросил шутливо Миша.

— Свеев гладить, — ответил в тон ему князь, но не улыбнулся. — Старайся, сколь возможно, мешать им взбегать на шнеки или выбегать оттуда на подмогу своим на берегу. Яков! — позвал князь.

— Я здесь, Александр Ярославич.

— Я со своей дружиной ударю в центр, туда, где златоверхий шатер Биргера, ты же с твоими полочанами бьешь вдоль Ижоры. Вот здесь у них скучены кони, сдается, здесь общая коновязь. Прорывайся к коновязям, не давай рыцарям седлать коней. Пусть пешими дерутся.

Миша вдруг засмеялся над последними словами князя.

— Чего ты? — удивился Александр.

— Ярославич, что ж ты с ними творишь? — спросил Миша, щурясь лукаво. — Послов им не воротил, шнеки отымаешь, на конец садиться не велишь…

Князь засмеялся коротко, но тут же опять посерьезнел, ткнул прутиком в чертеж на земле.

— Все три удара направляем сюда, в угол, сотворенный Невой и Ижорой. Помните, наши союзники — внезапность и быстрота. Упустим их — упустим победу.

Вернувшись к своей дружине, Миша помахал рукой, привлекая внимание к себе. Он не хотел кричать, так как шведы были близко. И, увидев, что дружина поняла его, Миша опустился на землю и стал снимать сапоги. Новгородцам не надо было объяснять, для чего это делается. Испокон разувалась новгородская пешая рать перед нападением на врага. Было ли босиком легче драться, берегли ли обувь новгородцы, бог весть, но то, что босому воинству всегда сопутствовала удача, — это уж они знали точно.

В считанные мгновения дружина разулась, даже ладожане, входившие в состав ее, не посмели нарушить новгородского обычая — сняли лыченцы.

После этого Миша обернулся, поднял над собой топор, потряс им и скорым шагом направился в сторону врага. Дружина двинулась за ним, ощетинясь копьями, рогатинами. Пожалуй, дыхание сотен было слышней, чем поступь босых ног по зеленой мягкой траве. И когда за кустами показались мачты шнек и донеслись голоса рыцарей, Миша побежал. Побежала за ним и дружина.

Они выскочили на поляну у реки, усыпанную шатрами. От тихо дымившихся костров тянуло вкусными запахами утреннего варева. Между шатрами бродили рыцари, кто-то спал на земле, кто-то таскал со шнек ящики, мешки. Где-то даже пели.

Внезапное появление русских настолько изумило шведов, что на какое-то мгновение все они словно приросли к земле.

Миша, размахивая топором, устремился к ближайшей шнеке. Швед, спускавшийся по мосткам, кинулся назад на судно, закричав что-то по-своему.

Босая дружина Миши начала рубить, колоть бегущих рыцарей, а те в первые мгновения не могли оказать никакого сопротивления.

Сам Миша с группой дружинников влетел на шнеку. Вид его был так страшен, а рычание столь ужасно, что шведы-лодейщики прыгали со шнек прямо в воду.

— Русский стяг на мачту! Живо! — рявкнул Миша, а сам, прыгнув в воду, побежал к берегу, чтобы скорей-скорей захватить следующую шнеку.

И тут он увидел высыпавшую из леса конницу князя. Сам Александр в алом развевающемся плаще мчался впереди, выставив длинное копье. И оттуда, от леса, через шум, поднятый боем, донеслось дружное, мощное:

— … у-у-у!

«За правду-у-у», — понял Миша этот клич.

Конная дружина князя Александра ударила в самый центр шведского лагеря. Полочане во главе с Яковом были левее и прорубались вдоль Ижоры. Ошеломленные шведы кинулись спасаться на шнеки, но большинство схватилось за оружие, видя только в нем настоящее спасение и защиту.

Князю Александру не удалось с ходу прорваться к шатру Биргера. На пути встала охрана ярла, отбивавшаяся с яростью и отчаянием обреченных.

Окружившие Александра воины, в их числе Ратмир со Светозаром, рубили мечами направо-налево, стараясь никого из шведов не подпускать к князю. Слишком велика честь для простого рыцаря скрестить оружие с князем.

Шатер Биргера был близок, но каждый шаг к нему стоил больших усилий. И вот среди оборонявшихся явился сам ярл. Он был на коне, размахивал мечом и что-то кричал, видимо вдохновляя своих рыцарей.

— Ярл! — зычно крикнул Александр. — Выходи ко мне, сукин сын! Вот я пришел!

Биргер понял без толмачей, что этот князь-мальчишка дерзко звал его на поединок.

Ярл что-то крикнул рыцарям, и они расступились, давая ему путь. Тут же отхлынули люди и перед конем Александра.

И почудилось вдруг Александру, что замерла вся битва и что от этого поединка зависит, как и куда потечет она. Он не слышал уже ржания коней и скрежета железа, несшихся со стороны Ижоры, треска ломаемых Мишиной дружиной шнек и подмостков, он видел перед собой только ярла, закованного в непробиваемые латы. И Александр искал место, куда надо было ударить, чтобы сразить этого мужественного воина. И нашел его, увидел. С этого мгновения он устремил все свои помыслы, всю силу и сноровку, чтобы попасть только в эту точку.

Почти одновременно ринулись они навстречу друг другу. Ярл мчался с занесенным мечом, князь — с выставленным вперед острым копьем. Биргер надеялся, он был уверен, что копье либо сломится о его латы, либо скользнет по ним как по льду. Зато меч — он не выдаст, он не сломится, он, сжимаемый опытной рукой, всегда достанет.

Но Биргеру не суждено было дотянуться мечом до противника. На полном скаку князь Александр угодил шведу в переносье под забрало шлема. Забрало откинулось, а копье глубоко вонзилось в щеку ярла. Более того, на копье князя очутился шлем Биргера.

И Александр торжествующе поднял его над головой и крикнул:

— Так их, русичи-и-и!

Победа князя на глазах у воинов, его громкий призыв окрылили русских. Все были уверены, что ярл убит, и битва разгорелась с еще большим ожесточением.

Но упавшего Биргера подхватили его близкие слуги, прикрываемые телохранителями.

Разве можно было бросить на поругание врагу королевского зятя, даже если он и убит?

Поражение ярла в поединке внесло в ряды шведов смятение и страх. Многие побежали к реке искать спасения на шнеках. Рослые телохранители ярла продолжали крепко стоять и мужественно драться из последних сил. Там, где только что упал Биргер, кипела ожесточенная сеча, в которой долго никто не мог получить преимущество.

Уже на правом крыле Миша захватил три шнеки, поджег четвертую и пустил по реке. Левое крыло во главе с Яковом Полочанином захватило коней и прорубилось почти до устья Ижоры.

А центр лагеря клубился и бурлил, стонал и рычал в сотни глоток. Трещали копья, звенели мечи. Здесь шведы стояли насмерть.

Заметив, как слуги втащили Биргера на шнеку, бросился туда на коне новгородец Гаврила Олексич. У самых мостков он зарубил замешкавшегося шведа и направил коня на шнеку.

— Где ваш ярл?! — рявкнул он, влетев туда.

Гаврила догадался, что после удара князя ярл остался жив, и теперь искал его, чтобы прикончить. Он хорошо помнил угрозы Биргера в грамоте и горел желанием отомстить за оскорбление.

Но если перед ним в страхе разбежались шведы-лодейщики, то охрана Биргера смело кинулась навстречу.

На коне не очень-то сподручно было драться. Конь, чувствуя под собой шаткую опору, был осторожен, плохо слушался седока. Шведы окружили Гаврилу. Трое, изловчившись, схватили коня за хвост. Гаврила оглянулся, хотел достать хоть одного мечом, но не смог. А в следующий миг несколько шведов навалились на всхрапывающего от волнения коня и свалили его вместе с седоком за борт.

Гаврила Олексич уже в воде высвободил ноги из стремян. К счастью, было неглубоко, всего до подбородка, а то в тяжелых бронях вряд ли удалось бы выбраться живым.

Пока он барахтался, выбираясь на берег, шведы, сбросив мостки, отчалили и стали отплывать, отталкиваясь шестами. Начали отходить от берега и другие шнеки.

Оставшиеся на берегу шведы были приперты к воде. Они решили если не убить, то хоть свалить князя с коня. Десятка два рыцарей стали пробиваться к Александру. Но рядом с ним были преданные воины, не дававшие никому приблизиться к князю. Рыцарям удалось убить коня под одним из них, но воин, вскочив на ноги, продолжал драться нисколько не хуже, чем в седле. И все же три копья, вонзившиеся в бахтерец, прижали его прямо к стремени князя.

— Ярославич, берегись! — крикнул Ратмир. Больше он ничего не мог сказать — перехватило дыхание.

Князь обернулся на крик слуги, ударил мечом по древкам копий и сломил их.

От меча Александра не спасли рыцарей и железные шлемы. Как знать, может, не один раз за этот бой вспомнил князь кузнеца Радима. Битва кончилась так же внезапно, как и началась. Русские по всей длине лагеря вышли к Неве. Уцелевшие рыцари еще бегали в воде, взывая к своим о помощи. Разгоряченные схваткой русичи либо добивали их по одному, либо принуждали уходить от берега вплавь, что было равносильно смерти: железные панцири тут же тянули их на дно.

Вложив меч в ножны, Александр направил измученного коня к небольшому холмику.

— Найди Ратмира, — обернулся он к Светозару.

Все поле было устлано трупами врагов. Дымились разбросанные, растоптанные кострища с перевернутыми котлами. От Ижоры доносилось ржание шведских коней.

Остатки шведского войска уходили на шнеках к середине Невы. Русские воины, заполнившие берег, кричали им вслед насмешливые и крепкие слова:

— Эй, свей, утекай скорей!

— Что, голуби, кишка развязалась?

— Ну-тка к нам на угощенье!

— Ну куда же вы? Нагадили, насрамили, а прибирать кто? А?

К князю подбежал возбужденный Миша.

— Ярославич, вели покойников их сплавить следом.

— Как?

— Эвон мы три шнеки взяли, туда их покидаем.

— Кидайте.

Миша убежал. Александр обернулся, поманил к себе Сбыслава Якуновича.

— Возьми отроков, собери сначала раненых, потом убитых.

Подъехал Пелгусий, бледный, взволнованный.

— Поздравляю, Александр Ярославич, поздравляю со счастливой ратью.

— Спасибо, Филипп, — кивнул князь. — Что у тебя с ухом?

— Копьем задело, Александр Ярославич. Где скудельницу копать велишь для свеев побитых?

— Миша с дружиной их в шнеки мечет.

— Однако шнек не хватит для всех-то.

— То верно, Филипп, иссекли изрядно. Копайте, где шатер Биргеров стоял. Место приметное, пусть ведают, что ждет алкающих земель наших.

До самой ночи возились воины, очищая поле, сбирая оружие. Шнеки, доверху нагруженные побитыми шведами, решили потопить. Несколько ижорцев на легких долбленых лодьях догнали шнеки, пустили их ко дну.

Убитых русских снесли на холмик, сложили в ряд. Их оказалось всего двадцать человек, и князь велел всех везти в Новгород, чтобы похоронить со всеми почестями.

Наступившая ночь была светлой и тихой, долго не гасла заря. Там и сям запылали костры, забурлило варево.

Александр знал, что Ратмир убит, но еще не хотел этому верить.

— Где? — спросил негромко у Светозара.

— С краю положил я его.

— Покажи.

Они прошли к убитым, аккуратно уложенным в ряд. Руки у всех, как и полагается, были сложены на груди. Александр узнал Ратмира по бахтерцу, который сам подарил ему два года назад. Лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Князь только головой мотнул, и Светозар понял знак: быстро наклонился, сдернул тряпку с лица убитого.

Лицо Ратмира казалось белее снега, лишь темнели впадины глаз. Александр долго смотрел на него. Потом медленно потянул из-за спины плащ и, раскинув его, накрыл им Ратмира. Перекрестился, прошептал:

— Упокой, господи, раба твоего.

Потом князь повернулся и медленно пошел к реке. Он был задумчив и печален. Светозар шел следом.

Александр остановился на невысоком обрывчике у самой воды. Долго смотрел на бегущую мимо Неву, на вечернюю зарю, отражающуюся в ней. Ушел из жизни дорогой для него человек. Ушел не простившись. «Эх, Ратмир, Ратмир».

За спиной князя утихал лагерь, откуда-то со стороны доносилась не то песня, не то причитания:

Ой ты, рученька моя, уязвленная —
а-а-а-а!
Успокоить чем тебя, неутешную —
у-у-у-у!

— Кто это? — спросил Александр, не оборачиваясь.

— То Сава мается, — отозвался Светозар, — руку мечом ему раздробили свеи.

— Пусть водой холодной остудит.

— Так он и так эвон под бережком сидит.

Князя, стоящего на берегу, почти отовсюду было видно. Первым явился к нему Пелгусий.

— Александр Ярославич, ты б ложился почивать. Я сторожей выставил.

— Молодец, Филипп, — похвалил князь. — Береженого бог бережет.

Пелгусий помолчал, стараясь проникнуть в думы князя.

— Здесь бы крепость сотворить, Александр Ярославич. Тогда бы свеи подумали, допрежь высаживаться.

— Крепость хорошо бы, — вздохнул князь, — да наши бояре скорее повесятся, чем кун на то дадут. Владеть хотят, платить не охочи.

Потом пришел Яков Полочанин, кашлянул густо.

— Счастливая у тебя рука, князь, почитай, врагов во сто крат более положил, чем своих потерял.

— А что Ярославич сказывал нам перед ратью, а? — послышался голос подошедшего Миши. Он был, как обычно, весел и улыбчив. — Что наши главные союзники — внезапность и быстрота. Так ведь, князь?

— Так, Миша, так, — согласился Александр, невольно улыбнувшись при взгляде на воина. — Но есть и еще один союзник, не менее сих по важности.

— Какой?

— Беспечность Биргера.

— Верно, Александр Ярославич, — засмеялся Миша.

— А беспечность его от спеси проистекала.

— Ай верно, ай точно, — смеялся Миша. Потом умолк, но ненадолго. Молчание первым нарушил: — Ярославич, а мои пешцы тебя новым прозвищем нарекли.

— Каким еще прозвищем?

— Нарекли Невским, князь. Александром Невским.

— Кто? — нахмурился князь.

— Да пешцы ж мои.

Миша лукавил: прозвище князю он сам придумал и пустил его меж новгородцев. Он еще не знал, понравится ли это князю.

— Ладно, — вздохнул Александр, — бог простит им суесловие их, и я прощаю ради дня такого. Идите, други, почивайте.

Все ушли, остался лишь Светозар. Александр покосился на него. Не желая обидеть слугу, сказал просто:

— Хочу я один побыть.

Светозар понял, пошел к костру, подкинул в огонь дров. Наладил ложе для князя. Потом сел к самому огню, взял в руки доску и, накаливая в огне кончик ножа, стал что-то выжигать на ней. Время от времени он взглядывал в сторону реки, там недвижно высилась фигура князя.

Светозар знал, чем опечален князь, и оттого испытывал к нему почти братнюю нежность и благоговение: «О Ратмире скорбит князь».

Александр не скоро пришел к костру. Было уже за полночь, когда он вернулся. Ослабил пояс меча, лег на свое место. Заметив возившегося с доской Светозара, спросил:

— Чего мудришь там?

— Да вот памятку свеям на скудельницу творю.

— Ну и что ж написал на ней? — спросил Александр, прикрывая глаза. — Прочти.

— «Взалкавший земли нашей да получит ея», — прочел Светозар.

— Верно, верно сказал.

— То не я, князь, ты днем молвил, когда свеев в яму метали.

— Разве? Ну да все едино, — я ли, ты ли, — а слова верные.

Князь почувствовал наконец-то желанное приближение сна, тихий гул в голове, легкое кружение. Веки наливались свинцом, а от берега, убаюкивая, доносилась жалоба:

Где сыскать мне в зеленях одолень-траву —
у-у-у-у-у —
Дабы с нею одолеть боль мою, беду —
у-у-у-у-у —
Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика