Александр Невский
 

Раздел 1. Начало крестоносного завоевания Восточной Прибалтики. Епископы Мейнард и Бертольд. 1184—1198 гг.

Духовные и светские государи Северной и Западной Европы, рассчитывавшие расширить сферу своего политического и духовного влияния, обратили взоры на Восточную Прибалтику с 60-х гг. XII в. Немецких, датских и шведских феодалов манила возможность получения новых земель. Особенно привлекательно и актуально это было для тех, кто, согласно существующему праву, не являлся наследником ленов своих отцов. Наконец, купечество стран Балтийского моря, особенно активно развивавшихся городов Бремена, Любека, Висбю (на о. Готланд), стремились установить контроль над восточноприбалтийскими рынками и торговыми путями от побережья вглубь материка, вытеснив оттуда русских купцов. Включение населения Восточной Прибалтики в число духовных детей католической церкви дало бы возможность удовлетворить интересы всех трех названных социальных групп.

В историографии распространено представление о Папской курии как организаторе и инициаторе крестоносного завоевания народов Восточной Европы [Шаскольский 1951; Рамм 1959 и др.]. Хотя вдохновляющая роль папства в организации крестовых походов неоспорима, политика понтификов была отнюдь не прямолинейна. События, как правило, развивались по сходному сценарию, вырабатывавшемуся с 1-й половины XII в. в ходе крещения и завоевания западных и поморских крестьян [Гельмольд 1963: 112 и далее; Hauck 1953: 622—623; Christiansen 1980: 50ff]. Инициатива начала миссионерской деятельности среди язычников принадлежала какому-нибудь священнослужителю — от канонника до архиепископа. Происходило крещение некоторого количества местных жителей, или же только имело место обещание последних принять крещение, а затем папа брал под свою защиту образовавшуюся (пусть даже номинально) христианскую общину.

Первый шаг в подчинении крестоносцами Восточной Прибалтики был сделан в Северной Эстонии. Сначала туда устремилась Швеция, соперничавшая с Новгородом из-за земель, населенных финскими народами суоми (рус. — сумь) и хяйме (рус. — емь) на северном берегу Финского залива. Установив здесь свое влияние, шведы получили бы возможность перекрыть новгородцам доступ в Финляндию с юга. Как указывалось выше, шведы считали Северную Эстонию миссионерским округом Сигтунского епископа уже с 20-х гг. XII в. Но о каких-либо заметных результатах действий миссионеров в Эстонии в это время неизвестно.

Во второй половине XII в. инициативу взял на себя Лундский архиепископ Эскиль. Помимо расширения района церковного влияния, установлением контроля над Эстонией предполагалось снизить постоянную угрозу для прибрежных районов Южной и Северной Балтики от набегов эстонских морских пиратов [SG: 477; Джаксон 1991: 130—131]. В 1170 г. или несколькими года ранее Эскиль посвятил в эстонские епископы монаха цистерцианского монастыря в Ла Целле (Северная Франция) Фулько. Предполагалось организовать крестовый поход силами шведов и датчан. В необходимости и, вероятно, также успешности такого похода сумели убедить папу Александра III. Понтифик издал ряд булл, призывавших жителей стран Балтийского побережья в обмен за прощение грехов и возможность поправить свое материальное положение совершить поход против эстонских язычников. В помощь Фулько был послан монах Николай, родом из Эстонии [LUB, Bd. 1, №№ II—VI: 2—6; Hauck 1953: 654; Johansen 1951: 89—92]. Однако это предприятие не достигло намеченной цели. Нет сведений о том, что Фулько сумел крестить кого-либо из эстов и организовать там приход. Не ясно также, состоялся ли крестовый поход в Эстонию в начале 70-х гг. XII в. После рубежа 70—80-х гг. XII в. в документах имя Фулько не упоминается [Назарова 2000 (а): 24—27].

Вряд ли данные события сумели всерьез обеспокоить новгородцев. Ф. Беннингховен замечает, что одновременно началась новая русско-эстонская война [Benninghoven 1965: 17]. Из Новгородской летописи известен поход «всей Чюдьской земли» к Пскову в 1176 г. [НIЛ: 35, 224]. Можно, конечно, предположить, что нападение эстов было ответом на экспедицию русского войска в Эстонию. Но нет достаточно убедительных оснований полагать, что русский поход был спровоцирован именно миссией Фулько, а не просто намерением собрать с эстов дань.

С 80-х гг. XII в. начать крещение и политическое подчинение народов Восточной Прибалтики были готовы датчане. Их преимущество заключалось в том, что Дания имела наиболее сильный флот и могла контролировать восточную часть Балтийского бассейна. Но восстание подчиненных им поморских славян отвлекло датчан от похода на Западную Двину [Christiansen 1980: 69] Этим воспользовались купеческие города Северной Германии, освоившие к тому моменту морской торговый путь к устью Западной Двины.

Согласно исследованиям последних лет, об активизации деятельности купцов из городов Северной Германии в низовьях Западной Двины можно говорить достаточно уверенно только начиная с 1182 г. С того времени они стали постоянно плавать сюда с Готланда и установили здесь контакты с русскими купцами [Biezais 1969: 7 и сл.; Hellmann 1989: 19; Назарова 1995 (а): 74]. Западнодвинский торговый путь начал активно эксплуатироваться скандинавскими и русскими купцами уже с конца VIII — первой половины IX в. В нижнем течении Западной Двины к концу XII в. сложилось несколько торгово-ремесленных центров — на месте будущей Риги, в восточной части о. Доле и на соседнем островке (позже о. Мартиньсала), а также в Даугмале на южном берегу реки. Туда съезжались купцы из разных частей региона, из русских княжеств, из Скандинавии. Рядом с этими центрами находились речные переправы, через которые проходили наземные торговые пути, пересекавшие регион с юга на север. Кроме того, от устья Западной Двины на восток шли торговый путь вдоль северного берега, сухопутная дорога в направлении Пскова и дорога в том же направлении по Гауе и через систему рек и волоков — на Великую. Установление политического господства в этом регионе давало контроль как над торговлей в самой Прибалтике, так и над транзитной торговлей между Востоком и Западной Европой.

Интересы северогерманских купцов нашли понимание у Бременской церкви, намеревавшейся использовать материальную помощь купечества для расширения своей пастырской области за счет прибалтийских земель. Именно на торговом корабле купцов из Бремена прибыл в землю ливов бременской аббат, миссионер и будущий ливонский епископ Мейнард, который должен был подготовить идеологическую почву для прихода в регион военной силы.

В историографии закрепилось мнение о том, что проповедь христианства в Ливонии была начата исключительно как частное дело Мейнарда. Об этом говорит в своей хронике и Арнольд Любекский [Arnoldi chronica: 213], хотя он в этом мнении, вероятно, опирается на текст «Хроники Ливонии» Генриха. Миссия в Ливонии, якобы, не планировалась заранее. Мысль о ней возникла у Мейнарда, несколько раз плававшего сюда в качестве священника и делопроизводителя с немецкими купцами, которые торговали с ливами [Johansen 1958: 503—504; Biezais 1969: 78; etc.]. Кажется, однако, странным, что почтенный немолодой каноник исключительно по собственной инициативе пустился в достаточно тяжелые странствия с купцами как некий искатель приключений, хотя немалая доля авантюризма в его характере, безусловно, должна была присутствовать. Более вероятно, что создание миссионерской области в низовьях Западной Двины задумывалось в канцелярии Бременского архиепископа Зигфрида и, надо полагать, было согласовано с Римом. Но при этом не исключено, что Мейнард сам предложил свою кандидатуру в качестве организатора католической миссии в земле ливов.

Перед Мейнардом стояла весьма сложная и деликатная задача. Планируя крещение и подчинение земель по течению Западной Двины, прелаты католической церкви не могли не учитывать того, что политическая власть в этом регионе принадлежит Руси. Тем более, что права здесь Руси официально признавались в Западной Европе. Об этом говорят приводимые ниже источники конца XII — начала XIII в. Поскольку папство декларировало защиту интересов всех христиан, необходимо было получить согласие на проповедь католичества хотя и среди язычников, но подвластных, тем не менее, православному государству. Прелаты католической церкви не могли не предвидеть возражений со стороны православной церкви и отказа со стороны полоцкого князя. Дополнительным убеждающим русских фактором могло быть предложение о совместном противостоянии усилившемуся в то время натиску литовцев на подконтрольные Полоцку районы в низовьях Западной Двины. Таким образом, Мейнард отправлялся в Восточную Европу не только как миссионер в земле ливов, но и в качестве посла бременского архиепископа к князю Полоцкому.

Посольство Мейнарда в Полоцк оказалось удачным. Этому способствовало благоприятное для Мейнарда стечение обстоятельств. Источники позволяют предполагать, что в последней трети XII в. участились набеги литовцев на земли в нижнем и среднем течении Западной Двины. Однако нестабильная политическая ситуация в самом Полоцком княжестве не позволяла полочанам уделять достаточного внимания своим подвинским владениям. В этой связи предложения из Бремена о помощи в борьбе с литовскими язычниками могли быть положительно восприняты полоцким князем. К тому же прибытие германского посольства, возможно, совпало с непродолжительным моментом весной и летом 1184 г., когда оставалось незанятой полоцкая епископская кафедра [Назарова 1995 (а): 76—77], что ослабило противодействие решениям князя со стороны православной церкви.

Однако дальнейшему развитию успеха помешали непредвиденные обстоятельства. В том же 1184 г. умер бременский архиепископ Зигфрид. 25 января 1185 г. архиепископом стал Гартвиг, сразу же столкнувшийся с массой проблем в своей епархии. Поэтому он вряд ли мог уделить существенное внимание миссии в Ливонии. В 1185 г. умер и папа Люций III, стоявший вместе с архиепископом Зигфридом и Мейнардом у истоков миссии в Ливонию [Glaeske 1962: 150; Колесницкий 1977: 141]. Хотя деятельность Мейнарда на Западной Двине в 1186 г. была закреплена образованием Ливонского (Икескольского) епископства, на практике Мейнард остался без поддержки основных своих покровителей, благословивших его на миссию в земле ливов, отчего создавалось впечатление, будто бы он задумал и осуществил свою миссию в одиночку.

Существование католического епископства в низовьях Западной Двины (Даугавы) вплоть до конца XII в. оставалось, по сути дела, номинальным. В течение всего срока своего епископства Мейнард жил во враждебном окружении ливов. Попытка организовать крестовый поход при Мейнарде не удалась, а результаты крестового похода при втором епископе — Бертольде были не слишком значительны. Утверждение католических властей в регионе и расширение территории католической колонии представляло собой вялотекущий процесс. Создалась ситуация, при которой католическая миссия не могла активно действовать без военной поддержки, а Полоцк, допустивший католических проповедников в подвластные ему земли, еще не почувствовал реальной опасности для своего господства в этом районе. Поло-чане, занятые внутрирусскими делами, не могли уделять достаточного внимания охране своих владений в Прибалтике и предоставили ливам самим разбираться с пришедшими из-за моря завоевателями.

Далее приводятся отрывки из «Хроники Ливонии» Генриха, где подробно отражены события на Даугаве в 80—90-х гг. XII в. Дополняет картину булла папы Климента III, сообщающая об учреждении Икескольского (Ливонского) епископства. В ином ключе события подаются в «Старшей» рифмованной хронике. Но они, скорее, подтверждают мнение исследователей о не слишком большой достоверности первой части этого произведения как исторического источника. Вместе с тем публикуемые отрывки дают представление о самом этом памятнике.

 
© 2004—2024 Сергей и Алексей Копаевы. Заимствование материалов допускается только со ссылкой на данный сайт. Яндекс.Метрика