§ 12. Социально-политические проблемы Владимирской земли и война городов Северо-Восточной Руси по смерти Великого Князя Всеволода Юрьевича
В летописных источниках эта область общественной жизни отразилась очень слабо. В нашем распоряжении нет прямых данных, свидетельствующих о социальных столкновениях в рассматриваемое время. Мы располагаем лишь косвенными сведениями, которые приходится расшифровывать с помощью догадок и предположений. К их числу относятся известия летописи 1185 г. о пожаре во Владимире: «Бысть пожар велик в Володимери граде... погоре бо мало не весь город и церкви... И сборная церкы Святая Богородиця Златоверхая, юже бе украсил благоверный Князь Андрей, и та загореся сверху, и что бяше в ней узорочии, паникадила сребреная и ссуд златых и сребреных и порт золотом шитых и женчюгом и чюдных икон золотом кованых и каменьем драгым и женчюгом великим, имже несть числа. Богу попущьшю грех ради наших и ум от человек отемъшю и вымыкаша из церькви на двор и до всего, а ис терема куны и книги и паволокы укси церковные, иже вешаху на праздник и до ссуд, имже несть числа, все огнь взя без утеча»1. Далее летописец замечает: «И се пристраньнее и страшнее, яко на хрьстьянске род страх и колебание и беда упространися»2. Великий пожар во Владимире был страшен не столько тем, что выгорел почти весь город, сколько тем, что в его пламени сгорели приходские церкви и соборный храм Успения Богородицы, являвшийся главной святыней владимирской общины, которая оказалась беззащитной перед лицом враждебных сил. Отсюда «страх и колебание» в людях, не без основания истолкованные Ворониным как один из моментов истории городских волнений во Владимире3. Можно предположить, что в ходе этих волнений пришли в столкновение различные социальные группировки местного общества. Владимирский летописец сохранил в рассказе о пожаре 1185 г. характерную запись: «И много зла сътворися грех ради наших»4. Фраза «много зла сътворися» — своего рода летописное клише, употреблявшееся древнерусскими книжниками в повествованиях о народных волнениях, сопровождавшихся насильственными действиями и нарушением внутреннего мира. Другой пример тому заключен в сообщении об июньском 1193 г. пожаре во Владимире, где огонь с «полъночи зажжеся и горе мало не до вечера, церкви изгореша 14, а города половина погоре, и княжь двор Богомь и Святое Богородици изотяша, деда его и отца его молитвою святою избавлен бысть от пожара, и много зла учинися грех ради наших»5. В связи с пожаром летописец разразился поучением, из которого видно, что «учиненное» зло было результатом социальной несправедливости, порожденной богатством и бедностью6. Отзвуки социальной борьбы слышны в летописном известии о ростовском пожаре 1211 г.: «Загореся град Ростов, и погоре мало не весь, и церквии изгоре 15, и много зла створися». Летописец воспринимает эту беду как «попущение божие» и наказание «за умноженье грех наших и неправды»7. О конкретных проявлениях «неправды» говорится в некрологе, посвященном князю Всеволоду Юрьевичу, который суд судил «истинен и нелицемерен, не обинуяся лица силных своих бояр, обидящих менших и роботящих сироты и насилье творящим»8. Притеснения боярством простых людей («менших»), порабощение бедняков («сирот») — вот та почва, на которой возникали социальные возмущения и потрясения9.
Смерть Всеволода развязала войну городов Северо-Восточной Руси. Ростов в этой войне предпринял последнюю попытку завоевать утраченное первенство и господство в волости. Однако начнем все по порядку, отступив к рубежу конца XII — начала XIII столетия.
Мы видели идеологическую подготовку ростовской общины к новому витку борьбы за земское старейшинство, выразившуюся в стараниях возвысить культ св. Леонтия. Вскоре приготовления перешли и в политическую плоскость. Под 1207 г. летописец сообщает, что князь Всеволод отправил «сына своего Святослава Новугороду на княженье, а Костянтина остави у собе и да ему Ростов и инех 5 городов к Ростову»10. И.Д. Беляев был склонен усматривать в этом предупредительную меру против восстания, замышляемого ростовцами, нерасположенными к Всеволоду, правившему Ростовом из Владимира11. Точку зрения Беляева принял Насонов12. По словам Д. Корсакова, «Константин родился в Ростове и был любим ростовцами. Тихий, но энергический Константин пришелся им по нраву. В назначении к себе князем Константина, старшего сына Всеволода, они видели, кроме личного расположения к Константину, признание их земского старейшинства».13 Для разумения причин так называемого «назначения» Константина на княжение в Ростов существенное значение имеют некоторые обстоятельства, оставшиеся вне поля зрения историков. Дело в том, что замена Константина на новгородском столе его младшим братом Святославом была со стороны Всеволода вынужденной, поскольку старший Всеволодович не мог далее княжить в Новгороде, где он вместе с посадником Дмитром Мирошкиничем натворил много зла и навлек тем на себя раздражение и недовольство местного населения14. Поэтому рассуждать о том, будто перевод Константина из Новгорода в Ростов отвечал всецело желанию Всеволода, что Великий Князь отозвал своего сына из Новгорода, вряд ли правомерно15. Во всяком случае, недостаточность подобных рассуждений очевидна. Кстати, Всеволод имел обыкновение держать «взрослых сыновей на княжениях вне Суздальщины (в Новгороде, Рязани, Переяславле южном)»16. Сажая Константина в Ростов, он принимал непривычное для себя решение и ставил старшего сына в исключительное положение среди остальных своих сыновей17. Последнее означало, что и Ростов получал особый политический ранг по отношению к другим городам земли, кроме, разумеется, Владимира. Это полностью соответствовало планам ростовской общины, которая, возможно, и добилась от владимирского князя столь важной уступки, как возобновление княжения в старейшем граде. Наличие у ростовцев собственного князя ослабляло их политическую зависимость от преуспевающего Владимира, а его возрастное старшинство сулило Ростову в будущем восстановление прежнего значения главного города в волости. Последующие события хорошо согласуются с данной исторической версией.
Почуяв приближение смерти, Всеволод Большое Гнездо послал в Ростов «по сына своего Костянтина, дая ему по своем животе Володимерь, а Ростов Юрью дая. Он же не еха к отцу своему в Володимер, хотя взяти Володимерь к Ростову; он же посла по него вторицею зова и к собе; и тако пакы не иде к отцю своему, но хотяше Володимеря к Ростову»18. Это известие, взятое из Московского летописного свода 1479 г., имеется также в Воскресенской летописи19. В Никоновской летописи оно подается в форме речи Константина, заострившей вопрос о соперничестве Ростова и Владимира20. Константин через гонца якобы говорил отцу: «Отче чюдный и любезный! Не возбрани на меня худого, яко хощу просити у тебя, аще даси ми тако, понеже много возлюбил мя еси, и старейшаго мя сына имаши, и старейшину мя хощеши устроити, то даждь ми старый и началный град Ростов и к нему Володимерь; аще ли не хощеть твоя честность тако сотворити, то даждь ми Володимерь и к нему Ростов». Всеволод Юрьевич снова и снова посылал за сыном, но тот не ехал, а упрямо твердил: «Да ми даси и Володимерь к Ростову»21. Пресняков, не замечая последних слов Константина, говорит, будто текст Никоновской летописи «осторожно ставит альтернативу: либо Владимир к Ростову, либо Ростов к Владимиру»22. Однако именно эти слова подчеркивают главный смысл требования Константина: дать Владимир к Ростову. Составителю Никоновского свода он ясен, ибо Ростов есть «старый и начальный град». И здесь наш сводчик не одинок. В Тверской летописи сказано, что Константин к отцу «не поиха, хотя Володимера к Ростову, яко то есть старий город». Татищев вел свое повествование в том же летописном ключе: Константин просил дать ему Ростов, «яко старейший град и престол во всей Белой Руси»23. Некоторую двойственность внес в обсуждение вопроса Соловьев. «В 1212 г., — писал историк, — Всеволод стал изнемогать и хотел при жизни урядить сыновей, которых у него было шестеро — Константин, Юрий, Ярослав, Святослав, Владимир, Иван. Он послал за старшим, Константином, княжившим в Ростове, желая дать ему после себя Владимир, а в Ростов послать второго сына, Юрия. Но Константин не соглашался на такое распоряжение, ему непременно хотелось получить и Ростов, и Владимир: старшинство обоих городов, как видно, было еще спорное тогда, и Константин боялся уступить тот или другой младшему брату; как видно, он опасался еще старинных притязаний ростовцев, которыми мог воспользоваться Юрий»24. Более убедительной нам представляется точка зрения В.И. Сергеевича, утверждавшего, что Константин, желая взять Владимир к Ростову, хотел «восстановить первенствующее значение Ростова и подчинить ему Владимир»25. Неслучайно она была воспринята новейшими исследователями.
Едва ли стоит сомневаться в том, что Константин действовал не в одиночку, а в согласии с ростовцами. Еще Беляев увидел в нем проводника их интересов. «Ростовцы, — отмечал он, — не могли действовать против Всеволода и Константина в своих замыслах относительно первенства Ростова над Владимиром; приняли другой способ действия, они увлекли в свой замысел самого Константина»26. Весьма характерными показались Д. Корсакову мотивы ответа Константина Всеволоду. Они, по словам ученого, «совершенно тождественны с мотивами земского главенства, которые заявляли ростовцы во время междугородной распри, следовавшей за убиением Андрея Боголюбского»27. Точно и емко определил причину разногласия сына с отцом Насонов, у которого Константин ведет себя в соответствии с «требованиями ростовского веча», испрашивая Владимир в качестве «приложения» к Ростову28.
Таким образом, опираясь на показания летописей и суждения историков, можно с большим вероятием сказать, что за князем Константином, требующим Владимир в придачу к Ростову, стояла ростовская община, стремившаяся к возобновлению верховенства над своим бывшим пригородом. Следовало ожидать, что и владимирцы и Всеволод решительно тому воспротивятся. Действительно, Великий Князь «созва всех бояр своих с городов и с волостеи, епископа Иоана, и игумены, и попы, и купце, и дворяны и вси люди, и да сыну своему Юрью Володимерь по собе и води всех к кресту, и целоваша вси людие на Юрьи; приказа же ему и братию свою. Костянтин же слышев то и воздвиже бръви собе с гневом на братию свою, паче на Георгия»29. Никоновская летопись к этому рассказу Московского свода 1479 г. добавляет, что Константин разгневался также «на всех думцев, иже здумаша сия тако сотворити»30. Она же сообщает и о волнениях, имевших место после созванного Всеволодом собрания: «И много волнение и смущение бысть о сем, и многи людие сюду и сюду отъезжаху мятущеся»31.
Само собрание 1211 г. мы относим к вечевым32. Правда, то было не рядовое вече, а общеволостное, напоминающее вечевой сход 1175 г., на котором обсуждался вопрос о замещении княжеского стола в Ростово-Суздальской земле, опустевшего со смертью Андрея Боголюбского. На вече 1211 г. принималось решение, касающееся не только Владимира и Ростова, но и других городов, на что намекает «Летописец Переяславля Суздальского», где читаем: «Тогда же в животе своем разда волости детем своим большему Костянтину Ростов, а потом Гюргю Володимерь, а Ярославу Переяславль, Володимиру Гюргев, а меньшею Святослава и Иоанна вда Гюргю на руце река: ты им буди во отца место...»33. Выделение в отдельные княжения Переяславля и Юрьева отвечало настроениям их населения, заинтересованного в создании собственной государственности по типу других северо-восточных республик, или городов-государств34. Это выделение — внешнее выражение процесса сегментации крупных государственных образований на более мелкие, являющиеся сколками первых. Вот почему «ряд» Всеволода нашел поддержку значительной массы волостного люда, съехавшегося на вече во Владимир и отвергнувшего притязания ростовской общины. Ростов оказался в изоляции. Впрочем, Сергеевич думает иначе: Всеволод «призывает к соглашению людей всех городов и волостей, владимирцев, ростовцев, суздальцев и пр. Присоединение к такому соглашению ростовцев совершенно понятно. С осуществлением этого соглашения они все выигрывают, так как получают особого от Владимира князя»35. Но ростовцы в лице Константина уже имели «особого от Владимира князя». Им хотелось, чтобы Ростовский князь распространил свою власть на Владимир, подчинив его Ростову, как это было в прежние времена. Общеволостное вече, созванное Всеволодом во Владимире, распорядилось по-другому. Участие в нем ростовцев маловероятно, поскольку Константин отказался (не без ведома ростовской общины) приехать к отцу. Он даже не был на похоронах родителя, что явствует из летописной записи о приезде к Константину младшего Всеволодовича Святослава, который поведал старшему брату «вся бывшая в граде Володимири: зане не бе тогда егда отець умре»36.
Ряд Всеволода Юрьевича, санкционированный общеземским вечем, резко изменил политическую обстановку в Суздальщине. Притязания Ростова разбились о противодействие городских общин Северо-Восточной Руси, принявших сторону Великого Князя владимирского, волей которого был нарушен коренной, по словам Соловьева, обычай: отнято старшинство у старшего сына и возложено на младшего, ставшего братьям «во отца место»37. Все это не могло не сказаться на политике Константина и ростовцев. Свою политическую задачу они теперь видят в том, чтобы вернуть переданное Юрию старшинство. Однако реальности исторической жизни складывались так, что взять старшинство у владимирского князя и удержать его, сидя на ростовском столе, было невозможно. Поэтому Константин начинает борьбу с Юрием и за старшинство, и за Владимир. Такой поворот в политике Константина не противоречил интересам ростовской общины. В случае ее успеха на владимирском княжении оказался бы ставленник Ростова, или правитель, имевший прочные связи с «людьем» ростовским38. Пребывание же его во Владимире не являлось чем-то совершенно необычным для Ростова. Вспомним об Андрее Боголюбском, который, получив «отень стол» согласно вечевому решению ростовцев и суздальцев, подолгу жил во Владимире и в конце концов поселился в нем, но при этом сохранял тесную связь с Ростовом39. Конечно, тут не было полного тождества. За истекшее время тяга городов к обособлению на северо-востоке, как и в целом по Руси, заметно возросла, что в итоге и развело Ростов с Владимиром, замкнув их в границах собственных волостей. Но это случилось уже после Константина, выдержавшего напряженную борьбу с младшими братьями, Юрием и Ярославом.
Константин не смирился с повелением отца, наделившего старейшинством Юрия. Он по-прежнему считал себя старшим среди Всеволодовичей и назывался Великим Князем. «По смерти Великого Князя Всеволода, — повествует Татищев, — старейший его сын Константин принял древний престол в Ростове, а Юрий во Владимире, и оба стали употреблять честь великаго князя, из чего в них недолго повеление отцово и материно о братолюбии сохранилось...»40. Упорство Константина возымело действие: к нему как «болшему брату» обращаются за покровительством обделенные и недовольные своим положением родичи. Первым «разгневался» на Юрия и бежал в Ростов князь Святослав41. С ним Константин и задумал идти «на Гюргя». Узнав о том, Юрий направил к Константину посла со следующей речью: «Брат Константине, оже хочешь Володимиря, иди сяди в нем, а мне даи Ростов». Константин не принял это предложение, так как «хоте в Ростове посадити сына своего Василька, а сам хоте сести в Володимири». Юрию же он сказал: «Ты сяди в Суждали». Тогда Юрий и Ярослав, «совокупив» владимирцев, суздальцев и переяславцев, пошли к Ростову на Константина. Массовое участие горожан в походе свидетельствует о том, что борьба развернулась не только между князьями, но и между городскими общинами. О том же говорит и поведение ратников у стен Ростова: «Стояче же у города много пакости сътвориша, села пожгоша, скот поимаша, жито пасоша»42. Это — война против ростовской общины, питающей силы Константина.
Следом за Святославом бежал Владимир «в Ростов к Костянтину, Юрьи же с братьею, с Ярославом и Иоаном, иде к ним на снем, и бывшим им у Юрьева и смиришася». Затем «Володимир от брата от Костянтина иде на волок и оттоле посла и Костянтин на Москву, он же пришед затворися в неи»43. Приход Владимира в Москву дает понять, что там созрели силы, способные консолидироваться в отдельную волость-княжение.
В 1214 г. Константин, по известиям «Летописца Переяславля Суздальского», «отъял» у Юрия Соль Великую и Кострому, а у Ярослава — «Нерохоть». Младшие Всеволодовичи, «скопивше пълкы, поидоша опять на Констянтина к Ростову». И на этот раз «повеле Гюрги и Ярослав людем своим жещи села около Ростова»44. Перед нами новое свидетельство межобщинной сути конфликта. «Летописец» сообщает, что Владимир, сидевший в Москве, выступил из города и напал на Дмитров, входящий в волость Ярослава. Дмитровцы «пожгоша сами все предградие и затворишася». Не совладав с дмитровцами, Владимир «бежа от града с полком своим, убоявся брата своего Ярослава»45. Важно иметь в виду, что Владимир ходил на Дмитров «съ Москвичи»46. Не менее существенно и то, что Владимир с ополчением москвичей непосредственно воюет не с Ярославом и его воинами, а с жителями города, тянущего к Переяславлю. А это опять-таки говорит о межобщинном характере вооруженных столкновений.
Стояние у Ростова полков Юрия и Ярослава разрешилось заключением мира, скрепленного крестоцелованием. Со стороны Константина и ростовцев мирное соглашение являлось, вероятно, уступкой, о чем судим по участию Константиновой «помочи» в походе Юрия против Владимира, которого совсем недавно сам Константин «посла» на княжение в Москву. Такая перемена Константина к Владимиру могла быть лишь вынужденной, продиктованной неблагоприятным для ростовского князя исходом военного соперничества.
Война городов, вспыхнувшая после смерти Всеволода Юрьевича, показала неспособность ростовской общины вернуть князю Константину политическое старейшинство. Для этого у нее явно не хватало сил47. Ростову пришлось оставить помыслы о восстановлении своего господствующего положения в Северо-Восточной Руси, взять курс на обособление и создание государственности, ограниченной пределами собственной волости. Поворот в политике Ростова был ознаменован учреждением отдельной епископии. Первым ее главой стал Пахомий — игумен «Святаго Петра» и духовник князя Константина48. Во Владимире свершилось то же: «Князь Гюрги, сын Всеволожь, извед Симона игумена блаженаго от Рожества Святыя Богородица, и посла в Кыев к митрополиту, и постави епископом Суждалю и Володимерю»49. Открытие особой ростовской епископии сопровождалось строительством Успенского собора: «Заложи Костянтин церьковь Святыя Богородиця в граде»50. Начиналась новая глава истории ростовской общины, прерванная, к несчастью, татаро-монгольским нашествием.
Примечания
1. ПСРЛ. Т. I. Стб. 392.
2. Там же. Стб. 393.
3. Воронин Н.Н. «Житие Леонтия Ростовского»... С. 41.
4. ПСРЛ. Т. XXX. С. 75.
5. ПСРЛ. Т. I. Стб. 409.
6. Там же. Стб. 409—410.
7. Там же. Стб. 435—436.
8. Там же. Стб. 437.
9. Об этом, в сущности, говорится в нравоучениях летописца, приуроченных к пожару во Владимире в мае 1227 г.: «Се же наводит на ны Бог, веля нам имети покаянье и встягнутися от грех, от блуда и зависти, и грабленья, и насилья и от прочих злых дел неприязнин» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 449). Социальные противоречия, сдерживаемые в обычное время, прорывались с шумом в дни стихийных бедствий, каковыми являлись пожары, часто возникавшие в древнерусских городах. К ним относились и голодные годы, обострявшие социальную рознь. Так, в 1214 г. «бысть глад велик по всей земли Суждальской, и многа зла сътворися» (ЛПС. С. 112). Об аналогичных последствиях голодных лет см.: Пашуто В.Т. Голодные годы в Древней Руси // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы 1962 г. Минск, 1964. См. также: главы 3 и 11 настоящей книги.
10. ПСРЛ. Т. I. Стб. 434.
11. Беляев И.Д. Великий Князь Константин Всеволодович Мудрый // ЧОИДР. М., 1849. Кн. 3. С. 67.
12. Насонов А.Н. Князь и город... С. 24.
13. Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество... С. 154.
14. См.: Фроянов И.Я. 1) Об отношениях Новгорода с князем Всеволодом и народных волнениях 1209 г. // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы истории города / Под ред. И.Я. Фроянова. Л., 1988. С. 58—59; 2) Мятежный Новогород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетий. Л., 1992. С. 251.
15. Ср.: Карамзин Н.М. История Государства Российского. Т. II—III. С. 428; Пресняков АГ. Образование Великорусского государства... С. 43.
16. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства... С. 43.
17. Там же. Примечателен в этой связи перечень сыновей Всеволода, читаемый на страницах Никоновской летописи в заключительной части княжеского некролога: «Сего сынове: Костянтин Ростовский, Борис, Юрьи, Ярослав, Володимер, Святослав, Иван» (ПСРЛ. Т. X. С. 65). В этом перечне только Константин привязан к городу и назван Ростовским, что, конечно же, не случайно.
18. ПСРЛ. Т. XXV. С. 108.
19. ПСРЛ. Т. VII. С. 117.
20. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства... С. 43.
21. ПСРЛ. Т. X. С. 63.
22. Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства... С. 43.
23. Татищев В.Н. История Российская Т. III. С. 186; Т. IV. С. 342.
24. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 585.
25. Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. II. С. 78.
26. Беляев И.Д. Великий Князь Константин... С. 68.
27. Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество... С. 155.
28. Насонов А.Н. Князь и город... С. 25.
29. ПСРЛ. Т. XXV. С. 108: См. также: ПСРЛ. Т. VII. С. 117.
30. ПСРЛ. Т. X. С. 64.
31. Там же.
32. Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. 1) Возникновение и развитие города-государства в Северо-Восточной Руси XI — начала XIII в. // Историко-археологическое изучение Древней Руси. Итоги и основные проблемы. Л., 1988. С. 174—175; 2) Города-государства Древней Руси. С. 248.
33. ЛПС. С. 110. См. также: ПСРЛ. Т. XXX. С. 83.
34. Показательна в этом отношении сцена приезда Ярослава в Переяславль. «Братия переяславци, — обратился к горожанам Ярослав, — се отець мои иде к Богови, а вас удал мне, а мене вдал вам на руце, да рците ми, братия, аще хощете мя имети собе, яко же имеете отца моего, и головы своя за мя ложити». Люди отвечали: «Велми, господине, тако буди, ты нашь господин, ты Всеволод» (ЛПС. С. 110).
35. Сергеевич В.И. Русские юридические древности. Т. II. С. 78.
36. ЛПС. С. 110. Только предаваясь фантазии можно вообразить, что ростовцы отправились во Владимир без своего князя. Более того, отказ Константина приехать туда был, по нашему мнению, в значительной степени обусловлен позицией ростовской общины. Данное предположение согласуется с последующими событиями.
37. Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 1. С. 585.
38. См.: Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь... С. 106.
39. См. С. 561 настоящей книги.
40. Татищев В.Н. История Российская Т. III. С. 187.
41. ЛПС. С. 110; ПСРЛ. Т. X. С. 65; Т. XXV. С. 109.
42. ЛПС. С. 111.
43. ПСРЛ. Т. X. С. 65—66; Т. XXV. С. 109.
44. ЛПС. С. 111.
45. Там же. С. 112.
46. Там же. С. 111.
47. Старейшинство Константин получил с помощью новгородцев, предводительствуемых Мстиславом Удатным. Они же добыли Константину и Владимир, посадив его там на княжение. См.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 492—501; НПЛ. С. 56, 257.
48. ПСРЛ. Т. I. Стб. 438; Т. XV. Стб. 314; ЛПС. С. 112.
49. ПСРЛ. Т. I. Стб. 438.
50. ЛПС. С. 112.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |